Мысли меотянки внезапно прервались. Ее вместе с потоком людей вынесло с площади, и всадница вовремя свернула коня в один из пустых переулков. Здесь ей ничто не угрожало.
-- Вылезай! -- она опустила руку в карман. -- Опасность миновала.
Но ее пальцы поймали только воздух. Спасенный мышонок исчез, словно растаял в пустоте. Пожалев, бедолагу, который, вероятно, вывалился в давке и был растоптан, Бреселида пустила коня вперед. Она неплохо знала город и рассчитывала вскоре выбраться к порту.
* * *
Пантикапейские купцы, караваны которых охраняли меотянки, всегда оказывали кочевницам гостеприимство. На подворье Сола из Мелета Бреселида могла переночевать в верхних комнатах, но как и ее подруги, предпочла улечься в открытой галерее.
Ночи стояли теплые, и воздуха в доме не хватало. К тому же всадница не любила спанья в каменных ящиках. Только искушать смерть.
Каждый раз после большого кочевья ей заново приходилось привыкать жить под крышей.
Ветер шелестел ветками акации и швырял на деревянные полы ее сухие стручки. Они засыпали войлочную накидку Бреселиды. Женщина зевнула и примостила голову на снятом седле.
Вдруг под самым ее ухом кто-то пискнул.
Округлившимися глазами всадница уставилась на маленькую белую мышь, которая пристроилась возле изголовья.
-- А, это ты, приятель? -- удивилась Бреселида. -- Я думала тебя растоптали. Ну, что скажешь?
-- Возьми меня за лапку, -- пискнула мышь, -- и поверни семь раз по солнцу.
У Бреселиды открылся рот от удивления, но она почему-то не посмела ослушаться.
-- Случилось так, что это должна сделать именно ты, -- недовольно пояснила мышь, завершая седьмой кружок.
Потом Бреселида услышала такой сильный грохот, как будто рухнул дом Сола, погребая всех под своим деревянным каркасом и каменной обкладкой.
Во дворе словно вспыхнули мириады солнц, а с крыши галереи посыпались раскаленные угли. Бреселида обернулась, боясь, что ее подруги погребены под обвалом. Но все они мирно спали, и дом стоял на месте. Странное явление света и грохота видела только она.
Мгновение спустя перед ней из туч сияющих золотых пылинок соткался образ. По мере того, как свечение остывало, он принимал все более определенные формы.
-- Не бойся, я Аполлон, Гойтосир, как говорят в степи. -- его голос прогремел от края до края небес.
Бреселида зажала уши и зажмурила глаза.
-- Ну извини, извини, вижу, что слишком громко. -- Феб справился с легкими. -- Не дергайся и не верти головой. Видишь меня только ты. И слышишь тоже.
-- Чего тебе надо? -- меотянка боязливо отодвинулась к стене.
-- Какая невоспитанная степная девочка! -- возмутился Феб. -Поболтать. Ты же в конце концов спасла меня. Думал отблагодарить тебя встречей с богом.
-- Как ты сюда попал?
-- Слишком долго рассказывать. -- гипербореец протянул руку, коснулся пальцем лба Бреселиды, и через секунду она знала его историю.
-- То-то мышь мне показалась странной. -- произнесла женщина.
-- Змея-то постраннее будет? -- усмехнулся бог.
-- Пожалуй, -- кивнула Бреселида, -- У нее глаза... Как бы это сказать?
-- Человеческие? Нет. -- Аполлон остановил ее жестом. -- Похожи, но нет. Хочешь, я покажу тебе свои глаза?
-- Это большая честь, -- с опаской произнесла всадница, снова чуть отодвигаясь от него, но солнечный лучник крепко держал ее за руку.
-- Ты же смелая. -- поддразнил он.
"Что я теряю?"
Бреселида подалась вперед, а бог, чуть наклонив голову, поднял веки.
-- Смотри прямо.
В следующую секунду в глаза Бреселиде ударил ослепительный свет, и она потеряла сознание. Казалось, раскаленное до бела сияние выжгло ее голову изнутри.
Ослепнув, женщина летела в ровном неживом блеске. От него не было ни тепло, ни холодно. Ужас овладел ею, когда она поняла, что свет этот абсолютно ровен и лишен души. Бреселиде стало так страшно, что она закричала, но там, в глубине, не было голоса и слуха. Одна сияющая белая пустота.
-- Вот так. -- сказал Аполлон, и всадница пришла в себя. -- А глядя на змею, ты видела глаза Гекаты. Представляешь, что в них?
Бреселида мотнула головой.
-- Не хочу даже представлять.
-- Когда я был помоложе, -- усмехнулся Аполлон, -- мы, младшие боги, часто смотрели в глаза Гекате. -- он болезненно сглотнул. -- Все по-разному. Триединая несет не только смерть, но и любовь. Но я-то был исполнителем приговоров и заглядывал глубже других. -- Феб провел ладонью по лицу, словно стараясь и сейчас защититься от невидимых чудовищ, переползавших из темной преисподней в его сияющую пустоту. -- Особенно там много змей.
-- Хочешь выпить? -- спросила меотянка. -- Не очень хорошее вино, но греет.
Лучник кивнул. Его уже несколько минут поколачивал легкий озноб.
Бреселида разлила вино из бурдюка в две деревянные чашки, лежавшие у нее в гарете вместе с запасными наконечниками для стрел.
-- Действительно, пойло. - Аполлон отхлебнул еще пару глотков. Если б ты знала какие вина делают у меня на родине.
Всадница хмыкнула.
-- Прекрасные вина! Я люблю все прекрасное. -- пояснил Феб. -Смотреть на прекрасное, слушать. Я хотел бы, чтоб оно оказалось там, внутри меня, заполнило целиком, и я смог передавать его другим, как Геката своих змей...
Бог осушил деревянную чашку.
-- Поговорим о твоих делах. - его лицо стало суровым. -- Ты сегодня приняла на себя очень тяжелое проклятье. Убив змея, ты оскорбила Гекату, и она будет следовать за тобой. -- Феб усмехнулся. -- Правда, она теперь не так проворна, как когда я был ее мстителем. Но все же... тебе не позавидуешь.
Бреселида молчала, медленно осознавая опасность, в которой оказалась.
-- Я знаю, о чем говорю. -- заверил ее Светоносный. -- Я был первым, кто воспротивился власти Великой Матери, убив Пифона, и до конца изведал ее гнев.
-- Что она тебе сделала?
Испуг всадницы позабавил Аполлона.
-- Меня девушки не любят. -- рассмеялся он. -- Нет, честно. С тех пор, как отрезало. Когда я был убийцей, их это не пугало. А теперь бегают, как от чумы. Даже обидно.
"Ты и есть чума", -- подумала Бреселида.
-- Не очень-то вежливо с твоей стороны. И Дафна, и Хлоя...
-- Так тебя не любят нимфы, а не девушки. -- поймала его на слове меотянка. -- А нимфы служат Триединой.
-- Все женщины служат Триединой, -- отмахнулся Феб, -- Хотя ты права... -- он задумался. -- А ты умная девочка.
-- Еще бы. -- хмыкнула всадница.
Аполлон прищурился. У него, как и у всех богов, было двойное зрение, и теперь он видел Бриселиду не только такой, какой она была. Но и такой, какой должна была стать, если бы нити ее судьбы не были грубо оборваны.
-- Э-э, -- протянул гипербореец, -- да ты и так меченая.
Меотянка напряглась.
-- Как ты узнал?
-- У тебя на лбу написано. -- он легонько щелкнул ее кончиками пальцев по носу. -- Не надо было бегать от богини, когда она хотела сделать тебя своей жрицей.
-- Я не люблю змей, -- процедила всадница. -- И не люблю убивать, ради змей, и соблазнять ради змей тоже.
Хотя Аполлон, подобно своей лунной сестре, не отличался жалостливостью или вообще хоть какими-нибудь чувствами, в этот миг он остро пожалел сидевшую перед ним молодую женщину. У нее на лбу ясно читался венец, а властный, нежный рот много говорил о чувствах, способных бушевать в ее душе. Но все было отведено от Бреселиды в сторону, и солнечный лучник хорошо знал руку, которая это сделала.
-- Я попробую защитить тебя. -- сказал Феб. -- Наклонись. -- он знаком потребовал, чтоб Бреселида подставила ему лоб. -- Отныне ни одна стрела не сможет поразить тебя, а твои будут бить без промаха.
Когда губы Феба коснулись ее загорелого обветренного лба, он почувствовал горьковатый запах полыни, шедший от ее волос. Самой же меотянке показалось, что ей сквозь лоб прошло маленькое ослепительно яркое солнце, которое высветило ее всю изнутри.