Сперва никакой опасности спутники не замечали. Деревня осталась позади, люди на полях тоже. Но вскоре кентавр прислушался. Ему показалось, что в земле отдаются удары не только его копыт. Человек-конь оглянулся и прищурил глаза. Из-за соседнего холма появился крошечный всадник. Он был еще далеко, но с каждой минутой рос вместе с облачком взбитой пыли.
Впервые Радка увидела, как Хиронид прижал свои острые уши к голове и начал раздувать ноздри. По его спине побежала дрожь. Девушка вгляделась в силуэт преследователя и тоже вздрогнула. Их догонял Ганеш. Он шел наперерез. Его лошадь была не лучшей в мире - так, степной недомерок. Но Хиронид стоял, как вкопанный, не желая пошевелиться.
-- Давай, братец! Давай! - поторопила его всадница.
Но кентавр не мог с собой совладать. Он захрапел и присел на задние ноги.
-- Все, Радка. Конец. Он нас выследил.
Девушка опустила руку и похлопала его по боку. Так, как похлопала бы, успокаивая, свою лошадь.
-- Я убью Ганеша, как только он приблизится. - ровным голосом сказала она, вынимая нож. - Жаль лука нет.
-- Жа-аль. - протянул Хиронид.
Враг был уже близко.
-- Ты часом не заблудилась? - насмешливо крикнул он.
-- Нет. - дерзко ответила всадница. - Я уже и не чаяла встретиться. Подъезжай поближе, мой прекрасный жених! Что же на этот раз ты не прихватил с собой ведра?
-- Ведра? Какого ведра? - не понял Ганеш. - Ах, ведра! - он злобно скрипнул зубами, размотал над головой аркан и привычным движением послал руку вперед.
Радка легко уклонилась, а ременная петля обвилась вокруг торса Хиронида. Тот заржал, прянул в сторону, наконец, выйдя из оцепенения, но было уже поздно.
-- Не дергайся! - шикнула на него девушка.
Она позволила Ганешу подтянуть их к себе на аркане. И когда они уже были возле его лошади, выхватила из-за спины нож. Полоснув по ремню, прижимавшему локти Хиронида к телу, Радка выставила оружие перед собой. Из-за того, что аркан разом ослаб, враг качнулся назад и едва не упал с седла. Это спасло бы ему жизнь, но Хиронид, наконец, преодолев свой страх, вцепился руками в плечи Ганеша и попросту насадил торета на длинный кинжал спутницы. Девушка увидела, как ее старый недруг грузно сползает с седла на землю, держась руками за живот.
-- Спал, спал, проснулся! - раздраженно бросила она человеку-коню. Вынимай нож.
Но кентавры, как и лошади, очень боялись запаха крови. Поэтому Хиронид захрапел и отступил назад.
"Счастливое племя! - подумала Радка. - Наверное, они появились на свет, когда люди еще не придумали, как убивать друг друга". Она соскочила на траву, подошла к Ганешу, вытянула из раны кинжал, вытерла бронзу, потыкав лезвие в землю, потом сняла с мертвого акинак и горит с луком. Деловито нацепив на себя оружие, всадница вернулась к кентавру и снова согнула ногу в колене.
-- Поехали.
Хиронид забросил ее на спину.
-- Ты отяжелела, как подойник с молоком!
-- Если б ты не хлопал глазами, -- огрызнулась Радка, -- А поймал кобылу Ганеша, которая сейчас несется по степи, мне бы не пришлось стучать задом о твой хребет! - десятница поймала себя на том, что снова бессознательно подражает Бреселиде. -- Я больше люблю ездить в седле, чем без. Обожаю хватать лошадей за гриву и щекотать им бока пятками. мстительно добавила она.
Хиронид надулся. Некоторое время он молчал. Дорога шла между однообразными холмами с черными подпалинами от летних пожаров.
-- Можешь запустить мне пальцы в гриву. - наконец, сказал кентавр. Я потерплю.
-- Не обижайся. - Радка слегка коснулась его лохматых черных колечек, а потом погрузила в них всю ладонь. Говорят, если женщина намотает на палец волосы кентавра, то он пойдет за ней на край света и будет служить, пока не умрет. Потому-то люди-кони так берегут свои гривы от женских рук.
-- Кажется, снова стучат. - Хиронид прислушался.
"Чтоб их вороны побрали! - про себя выругалась всадница. - Это тореты. Вслед за Ганешем. Он, наверное, поскакал вперед и попросил своих поспешить".
-- Нет, -- догадавшись, о чем она думает, возразил кентавр. - Это вооруженный отряд. Топот мерный, и кони идут тяжело. Без спешки. Вряд ли погоня".
Но и погони не пришлось долго ждать. Со стороны Кобыльего Холма к ним двигалось большое облако пыли.
IV
Левкон очнулся от глубокого сна, но приходил в себя медленно. Вокруг было темно, как в утробе матери. Никто не гнал его на работу, а проспал он долго! Даже шея затекла и позвоночник ломило от непривычной позы. Ему давно уже не приходилось так чудовищно много спать. Только дома в Пантикапее, до плена. Но это было настолько давно... В последние месяцы Левкону казалось, что он просыпается, как только закроет глаза - в степи вставали рано.
Но здесь, в непроглядной душной темноте дремота не уходила. Она наваливалась на человека, прижимая его к полу, не давала поднять веки. Едкий запах, висевший под невидимыми сводами, тоже не давал толком вздохнуть. Левкон поднял руку и с усилием потер затылок. В голове гудело. Стоило пантикапейцу сесть, как он почувствовал тошноту. "Боги, чем это так воняет?"
Дышать было действительно трудно. Жалких глотков воздуха, которые остались в могиле Псаматы, не могло хватить надолго. Вероятно, потолок гробницы неплотно присыпали землей, а в досках где-то имелась щель, через которую просачивался ветерок с улицы. В противном случае рабы задохнулись бы уже давно.
Сейчас Левкон слабо понимал, где находится. Его разум продолжал дремать в клубах конопляного дыма. Стараясь подняться, он толкнул серебряный горшок с поминальным киселем, и только вмазавшись всей пятерней в клейкую овсяную слизь, вдруг вспомнил, что кого-то хоронили.
Стук покатившейся по полу посуды вернул его к реальности. Хоронили! Да! Не совсем его. Но вместе с ним!
Вот почему вокруг такая темень! Он в могиле. А эта сладковатая гарь, повисшая в остатках воздуха, никогда не рассеется. Она будет все сильнее и сильнее забираться ему в нос, глаза, под небо, пока окончательно не удушит.
Где-то локтях в трех от него кто-то завозился и застонал. Левкон не на шутку испугался. Мертвые должны быть мертвы. Он не верил, что Псамата сейчас встанет со своего погребального ложа и будет жить в кургане, как в доме: готовить еду, ходить туда-сюда, покрикивать на слуг.
Слуг? Кого-то похоронили одновременно с ним. Лошади, собаки, возницы, лучницы, мальчик-пастушок...
-- Кто здесь? - слабым голосом позвал Левкон, но не получил ответа.
Бывший гиппарх не знал, почему в последние минуты жизни его так интересует второй человек, оказавшийся с ним под одной земляной крышей. Ляг тихо и помирай - все равно не выбраться. Но Левкон не хотел тихо. Он встал на четвереньки и, шаря вокруг себя руками, начал осторожно продвигаться вперед.
Грохот сшибаемых горшков и шорох пересыпающихся кремневых наконечников сопровождал каждое его движение. Впереди кто-то посапывал с храпами и пересвистом. "Вдруг, это Асай?" - думал пантикапеец. Вот кому бы он пожелал смерти. Сварливая и приметливая ключница была для рабов Псаматы сущим наказанием.
Рука Левкона наткнулась в темноте на костлявую старушечью ногу, обутую в кожаный скифик. На мгновение гиппарху пришло в голову, что это вполне может оказаться одна из сестер Алмастай - дело-то под землей уродливая старуха с костяными ногами, как у скелета, открывающая дорогу в царство мертвых.
Весь эллинский скепсис разом слетел с гиппарха. Вот она сейчас набросится на него и утащит в огненную печь, которая у нее всегда за спиной... И какие только мысли не лезут в голову даже вполне здравому человеку, когда он на дне могилы, а над его макушкой пара локтей сырой земли!
Левкон стиснул пальцы и изо всех сил дернул ногу "Алмастай" на себя. Сопение прекратилось, и через секунду щемящей тишины послышался душераздирающий вопль. Кричала явно женщина. Живая, хоть и старая. Он сделал ей больно, а разве костяным ногам можно причинить боль?
Между тем Асай куда быстрее, чем грек, сообразила, где находится и решила, что это Тутыр - волчьеголовый сторож царства мертвых - тянет ее в преисподнюю.