Зато женщина слева от Ингоря была так хороша, что перехватывало дыхание. Едва взглянув ей в лицо, Велеб замер, пораженный. Эти глаза – дивного зеленовато-серого цвета, с голубым отливом… В них соединились красота неба и мощь земли, зелень трав, прохлада воды, блеск солнечного луча на речной волне… Накатило то же ощущение трепетного восторга и проникающей жути – сколько раз бывший Вилич испытывал нечто подобное, сидя под той самой березой.
Она? Неужели здесь… не может быть…
– А этот из Люботеша, Бранеслава сын, – сказал Тормод Гнездо – доверенный человек Ингоря ладожского, который привез юных заложников.
– Стало быть, Селимира братанич? – слегка улыбнулся киевский князь. – Непохож на Селяню!
На рослого, громогласного, рано располневшего Селимира ни Велеб, ни отец его не походили.
– Как твое имя? – приветливо спросила княгиня.
Велеб опомнился. Это не вила. Его вила никак не могла очутиться так далеко от той березы, от родной рощи, в чужой земле, да еще на княжьем престоле.
– Велебран… – ответил он, чувствуя волнение под ее дружелюбным взглядом.
– Хочешь служить мне? – открытое лицо отрока, смышленого по виду, понравилось княгине. – Будешь честен, и мы тебя не обидим. Я твоего стрыя, Селимира, хорошо помню, он брата моего Хельги был вернейший соратник.
– Благодари, дурень, – Тормод легонько толкнул его в спину. – Сама княгиня тебя в дом берет.
Велеб поклонился. О Селимире княгиня говорила с добротой, будто его память была дорога и ей, хоть погиб он в сражении с ее мужем.
В этой женщине жило нечто особенное. И это зыбкое чудо ее вилиных глаз нежданно дало юному заложнику опору в чужой земле, где ему предстояло жить ради мира в далеком родном доме…
И вот Велеб снова входит в ту самую гридницу – три года спустя и, кажется, уже совсем другим человеком. За эти три года он еще вырос, раздался в плечах, многое узнал и многому научился. Но, увидев на престоле княгиню, не смог подавить волнения. Теперь на ней не цветное платье, а белое – она «в печали» по мужу, убитому прошлой зимой. Рядом с ней сидит уже другой князь – не Ингорь, а сын, Святослав. Но те же остались глаза, будто зеленоватая вилина заводь. И при виде этих глаз накатило чувство привычного дома – ведь целый год княгиня Эльга отчасти заменяла Велебу мать, а он никак не мог перестать видеть в ней ту добрую вилу, что пожалела плачущее дитя.
И вот теперь ему пришлось вернуться к госпоже вестником беды…
– Это ты? – Эльга сразу узнала Велеба и улыбнулась. – Бранеславич? Снова здесь?
И даже засмеялась от удивления.
– Разонравилось у Перезвана? – усмехнулся воевода, Мистина Свенельдич, показывая, что тоже признал люботешского отрока, что целый год на пирах разносил в этой самой гриднице блюда и чаши.
Велеб знал его, как знал всех лучших мужей, окружавших княгиню. Новым лицом для него был только юный князь Святослав: когда Велеба привезли с берегов Ильмерь-озера в Киев, Святослав как раз отбыл туда же, на Ильмерь, строить княжеский городец напротив старого Остров-града. Увидел его Велеб лишь зимой, когда во время Деревской войны Перезванова дружина влилась в войско юного князя, наступавшего на Искоростень с востока, от Днепра. Под стягом Святослава Велеб побывал в сражении на Размысловом поле, а потом бился при прорыве Володислава из Искоростеня. Даже ранен был. На левой щеке, в самом низу, у него и сейчас был виден длинный красный шрам – в свалке у рва Искоростеня кто-то копьем чиркнул, что ли, Велеб этого не заметил и удивился, обнаружив, что с края челюсти на снег и на одежду капает свежая кровь. Но самого князя он видел лишь издалека и ни разу не говорил ни с ним, ни с его кормильцем, воеводой Асмундом. Поэтому сейчас он невольно обращался больше к княгине и к Мистине Свенельдичу.
– Будь жива, княгиня! – вспомнив, что соратники поручили ему держать речь, а не хлопать глазами, Велеб низко поклонился. – И ты, княже, и вы, мужи передние! – происходя из хорошего рода, он был научен вежеству и умел приветствовать знатных людей. – Не прогневайтесь, что не званы перед очи ваши ясные мы явились, да еще и с вестью нерадостной. Нечаянно-негаданно налетела туча черная, принесла беду-невзгодушку. Разорили наш Перезванец неведомые люди… Отроков убили… и боярина нашего с ними вместе.