- Ну, знаешь, ты плакал и звал меня, и я услышал, - уклончиво отозвался Саид. - А может, между нами незримая связь, и сам Бог вел меня к тебе.
- Придурок... - Такэюки смутился.
Он чувствовал щекой чужую горячую спину. Хорошо быть живым...
Добравшись до пещеры, Саид велел Такэюки отнести внутрь сумки и сказал, что пойдет устраивать на ночь верблюда. Между скал завывал, предвещая бурю, ветер.
- Осторожнее там. И возвращайся побыстрее.
- Знаю, не беспокойся, - откликнулся Саид и вдруг сгреб Такэюки за плечи, быстро поцеловал в губы и подтолкнул ко входу в пещеру.
Пока молодой человек стоял столбом, соображая, что это было, вокруг затанцевали вихри песка. Верблюд жалобно заревел: его тоже пугала перемена погоды. Все еще пребывая в смятенных чувствах, Такэюки развел костер, как учил его Саид. Сухое дерево уже лежало в импровизированном очаге. А потом ждал, успокаивая себя молитвой, пока спустя двадцать минут в пещере не появился запорошенный песком Саид. Когда он снял куфию, с нее посыпались тонкие песчаные струйки.
- Хочешь кофе?
- Да.
Такэюки тревожила буря, но кассинец являл собой образец великолепной сдержанности. Потому Такэюки решил просто об этом не думать. Саиду лучше знать. Зачем утомлять его пустыми вопросами.
- Верблюд нервничал, пришлось с ним задержаться. Ты же не плакал тут без меня?
- Нет! - взвился Такэюки, вызвав у кассинца довольную усмешку.
- Вот и славный мальчик, - Саид потрепал его по волосам. - Даже костер нам зажег.
От похвалы злость моментально улетучилась, сменившись чем-то, больше похожим на счастье.
Саид варил кофе по-турецки, в специальном сосуде - джезве, на углях. Налил воды, насыпал кофе и сахар и помешивал.
- Температура поднимается медленно, и кофе от этого вкуснее.
Заинтересованно наблюдавший Такэюки кивнул.
Когда содержимое забурлило, Саид убрал джезву с углей и разлил кофе в две маленькие чашки.
- Осторожно, горячий. Ждешь, когда гуща опустится на дно, и пьешь сверху.
- Знаю, Мустафа мне показывал в кофейне...
Имя Мустафы сорвалось с губ совершенно случайно. Такэюки сглотнул и отвел глаза. Он вовсе не уверен был, что Саид желает слушать о его прошлом. Но боялся он зря.
Мужчина подул на кофе и спокойно спросил:
- Кто такой Мустафа?
- Он тоже из Кассины, работает в японском посольстве. Он умный и добрый. А я его не послушал, пошел один на соук. Там меня и поймали.
- Все с тобой ясно, - хмыкнул Саид.
В костре звонко лопнула ветка, выбросив сноп искр. Такэюки, отшатнувшись, оказался ближе к кассинцу, но отодвигаться не стал.
- Сколько ему лет?
- Ммм, - Такэюки покачал головой, вспоминая. Он уверен был, что спрашивал об этом, но вот что ему ответили? - Ах да. Он говорил, ему столько же, сколько принцу Асифу.
Отпив кофе, Такэюки снова почувствовал себя живым. Какое счастье, что он не сгинул в пустыне. Было бы ужасно погибнуть вот так.
- Кажется, принцу Асифу исполняется двадцать шесть в этом году, - равнодушно сказал Саид.
Но Такэюки сейчас мало интересовали что Мустафа, что даже принц Асиф.
- А тебе сколько?
- А сколько ты мне дашь?
Стоило разговору коснуться важных, по мнению Такэюки, вещей, Саид снова принялся валять дурака. На вопросы о себе он вообще не отвечал, и японца это бесило.
- Достаточно, чтобы содержать четырех жен и десятерых детей и жить в роскоши в огромном дворце с сокровищницей из денежек, которые ты обманом вытянул из честных людей.
- А у тебя богатое воображение. Сокровищница, говоришь? В каком веке мы, по-твоему, живем? Ты просто еще не вырос из "Тысяча и одной ночи".
- Да ну тебя! - Такэюки покраснел как рак. Щеки пылали, и не от того, что он сидел у огня.
- К несчастью, - Саид глянул на японца поверх чашки, - я не такой ответственный.
Это прозвучало серьезнее, чем шутливая отговорка.
- Эй... - Такэюки смотрел на костер, и чувствовал, как горят уши. То, что он собирался сейчас сказать, требовало немало смелости. - Знаешь, я... пожалуй, мог бы остаться с тобой... если хочешь.
Саид застыл.
- Это еще что?
В коротком вопросе настороженность мешалась с удивлением. И упреком в адрес Такэюки - за столь необдуманное предложение.
- Ну... почему бы и нет. Просто подумал, что будет забавно.
- Забавно? Так и не научился уважать пустыню?
- Научился! - Такэюки искоса посмотрел на кассинца, тон которого стал уже почти гневным. - Научился. И жалею, что недооценивал ее. Я не говорю, что хочу навсегда остаться здесь. Я имею в виду, что... эээ... что хочу остаться с тобой.
- Всего-то. - В синих глазах плескалось отчетливое "не верю".
Молодой человек поставил пустую чашку на песок и повернулся к Саиду всем телом.
- Я не знаю почему.
Он представил себя со стороны и мысленно схватился за голову. Что он творит?
- Такэюки... - Помолчав, Саид встал и направился к выходу.
- Ты куда?! - Такэюки тоже вскочил.
Однако мужчина приказал ему оставаться - голосом, не терпящим возражений - и японец подчинился. Иногда в облике Саида появлялось подлинное величие, и тогда нельзя было и мысли допустить, чтобы его не послушаться.
- Иди к огню. Ты уже набегался сегодня.
Такэюки вернулся к костру, сел и уставился на танцующие искры. По-прежнему стоя к нему спиной, Саид тихо сказал:
- Прости. Кажется, мои шутки зашли слишком далеко. Я тебя дразнил... не думал, что так серьезно все воспримешь. Я ничего такого не имел в виду.
Что ответить? Такэюки не знал и молчал, покусывая нижнюю губу.
- Ты сын знатного человека, верно? Посольство предоставило тебе сопровождение... Наверное, твоя семья имеет связи с императором?
- Не совсем, - неуверенно возразил Такэюки.
Что-то такое было поколений пять назад, но Саиду об этом знать необязательно.
- Так или иначе, ты наивный избалованный богатенький мальчик. Не стоило мне тебя дразнить.
Значит, шутка. Значит, ничего не было. Он просто шутил. И эти поцелуи ничего не значили. Всё - шутка. Шутка...
Такэюки нахохлился и бесцветно отозвался:
- Ясно.
- Извини, что запутал тебя. Кажется, ветер немного улегся... Пойду посмотрю, как там верблюд.
- Саид! - Такэюки вскочил, но кассинец уже скрылся.
Приехали. А он-то был почти уверен, что Саид согласится. Что-то имеет против потомственной аристократии? Непохоже. Вряд ли человек, который столько времени смог выдерживать несносный характер Такэюки, обратил бы внимание на подобные мелочи. Нет. Непонятно. Так нельзя, в конце концов!
Он лег на ковер и прикрыл глаза. В груди назревала буря не хуже той, что бушевала сейчас за каменными стенами.
- Придурок ты. Шутил... А я не шутил!
Он рывком поднялся, сгреб горсть песка и швырнул в стену. И еще раз, еще, еще. В глазах щипало. С его слезными железами сегодня определенно творилось что-то не то. Он никогда столько не плакал за один день. Песчинки кружились в воздухе. Потом он выдохся. Уронил занесенную было руку и снова лег. Усталость убаюкивала, и он почти уже заснул, когда услышал шаги.