Такэюки вспомнил рассказы брата о серии похищений в пригородах, граничащих с пустыней. Некоторые бедуинские племена промышляли бандитизмом, хотя король и старался пресечь подобную деятельность. Такэюки отчаянно не хотелось в это верить, но по всему выходило, что он стал жертвой одной из таких группировок. Иногда людей обирали до нитки и бросали в пустыне. А уж что порой делали с женщинами... От этих мыслей волосы становились дыбом и приходило четкое понимание: надо бежать. Похитители наверняка не поняли еще, что добыча пришла в себя. Такэюки подергал руками, но тщетно: веревка не ослабевала. Тот факт, что его не били и устроили с относительным комфортом, означал лишь одно: надеются где-то продать. Кому и для каких целей он может понадобиться, Такэюки старался не думать. В любом случае Японии ему не видать, как своих ушей.
"Нет", - молодой человек больно закусил губу.
Он должен отсюда выбраться, чего бы это ему ни стоило. Только как? Он крепко связан. Даже если удастся выпасть из грузовика, его тут же заметит человек, следующий позади. И вообще, они посреди пустыни - вряд ли получится добрести до города без капли воды.
В голове крутилась одна мысль: что делать?
Прозвучало несколько слов на арабском, машина остановилась. Такэюки поспешно закрыл глаза и навострил уши. Кажется, караван решил сделать привал: до темноты надо было успеть поужинать и приготовить место для ночлега. Шофер и его сосед покинули кабину (грузовик чуть качнулся, поочередно хлопнули двери). Кто-то приблизился к кузову. Загремел, открываясь, металлический замок. Над головой кипел оживленный говор - бедуины одну за другой выносили складированные позади Такэюки вещи. Молодой человек замер под сомнительной защитой черного покрывала, изо всех сил желая, чтобы его не трогали.
- Ай!
Такэюки потрясли за плечо, и он слишком испугался, чтобы смолчать. С лица убрали ткань.
- Эй! - На него сверху вниз смотрел темнолицый мужчина - судя по многочисленным морщинам, преклонного возраста. Этот, кажется, знал английский и вообще был тут главным. Он стоял, заглядывая через железный борт, который едва превышал полметра. Очень условный барьер.
- Остаемся здесь на ночь, и даже не думай о глупостях. Вокруг пустыня, а до ближайшего оазиса два дня пути. Сбежишь - останешься в песках навечно. Запомни хорошенько.
- Ч-что вы со мной сделаете? - Такэюки сверлил главаря пристальным взглядом, стараясь скрыть испуг.
Получилось, наверное, дерзко, потому что темнолицый прищурился и восхищенно цокнул языком.
- А ты живчик. Рожица смазливая, но все-таки мальчик, да? Славный выйдет подарок для шейха азаваров.
На слове "подарок" Такэюки похолодел. Про азаваров он слышал. Дикие, воинственные - непреходящая головная боль правительства - они кочевали по пустыне, наводя ужас на горожан и вступая в стычки с прочими племенами. Угодить к их главарю в качестве подарка... тут уж надеяться не на что.
- Ну, что побледнел? - Мужчина взял его за подбородок, жесткие скрюченные пальцы провели по шее.
Уголком глаза Такэюки заметил, что на безымянном пальце правой руки не хватает двух фаланг. Вся показушная смелость улетучилась, и, сколько Такэюки не ругал себя за трусость, взбодриться не удавалось. Его словно выдернули из мирной безопасной жизни и забросили в боевик. Как здесь не растеряться?
Темнолицый осклабился:
- Шейх будет доволен, ему нравится все необычное. Азавары перестанут нападать на нас, ульфов, не станут отбирать наши товары.
- Я японец. Начнется международный конфликт.
- Нам все равно. Проблемы-то будут у короля. Тебя, конечно, станут искать, но доказательств, что это сделали мы, нет. Мои люди уверены, что их никто не видел. Тот, кто попадает в пустыню, принадлежит только ей. Народ пустыни повинуется своим правителям, не королю. А наши правители ненавидят чужаков и останутся на нашей стороне даже у Врат Преисподней.
Такэюки хотел было возразить, что все это чушь, что он не верит. Однако останавливало понимание: он слишком плохо знает местные обычаи, чтобы судить, что правда, а что - блеф. Здесь не Япония, здесь все по-другому.
- Обижать тебя не будем. Азавары далеко на юге, в трех днях пути.
"За три дня обязательно подоспеет помощь", - подумал Такэюки без особой надежды.
- Метахат. - К грузовику приблизился очень худой мужчина.
Дальнейший разговор проходил на арабском, и Такэюки не понял ни слова помимо того, что главаря зовут Метахат. Однако тощего японец узнал: один из памятной троицы, помоложе прочих, - и яростно на него уставился. Впрочем, только смотреть Такэюки и мог. К тому же злодей на негодующие взгляды даже бровью не повел.
Потом оба ушли. Оставшись в одиночестве, Такэюки немного расслабился. Спасут его или нет - будет видно завтра-послезавтра. Побарахтавшись, он умудрился приподняться и опереться на борт.
Ландшафт здесь отличался от того, который открывался из положения лежа. Караван остановился у двух громадных валунов с острыми краями, сглаженными ветром и временем. Скалы были светлые, в цвет песка, и большие, будто холмы. Караванщики обустраивали стоянку. Каждый сноровисто занимался своим делом. Один сооружал костер: рыл яму, огораживал камнями, укладывал в нее высушенный верблюжий навоз. Другой готовил: мелко что-то нарезал, бросал в котел, помешивал деревянным половником. Невнятный говор да шум работы - вот и все звуки, существующие в этом мире.
Пейзаж был под стать необычайной тишине. Как Такэюки ни озирался, он видел лишь бесконечные дюны. Песок и тишина. Почувствовав, что начинает задремывать, молодой человек мотнул головой. Сейчас все было неплохо, но он даже представить боялся то безмолвие, которое накрывает пустыню ночью. Если б его оставили в месте, где почти нет звуков, он, наверное, с ума бы сошел.
Солнце клонилось к закату.
Тощий араб принес Такэюки алюминиевую миску и развязал ему руки. Солонина с луком в томатном соусе имела оригинальный пряный вкус. Не то чтобы плохо, но назвать это лакомым блюдом Такэюки смог бы разве что с большой натяжкой. И все-таки он молча очистил миску, понимая, что должен сохранить силы. Каким бы безнадежным ни казалось положение, а мысль о побеге Такэюки не оставил. Он не сдастся.
К тому времени, как все поели, солнце окончательно спряталось за горизонт. На пески опустилась чернильная тьма. Такэюки не ожидал, что будет так темно - глаза не желали привыкать, даже заболели. Эхо голосов раскатывалось по округе: похитители сидели у костра, весело болтали и пили. Содержимое их кружек цветом и запахом напоминало пиво, но это был безалкогольный напиток. Такэюки пробовал такой в городе. Видно, местное вино и настоящее пиво были им не по карману.
Связанные за спиной руки ломило, кожа сделалась липкой. Такэюки осторожно устроился на своем неудобном ложе и не шевельнулся, даже когда кто-то запрыгнул в кузов. Кто - японец не видел, но подозревал, что тощий. Видимо, Метахат приказал ему сторожить пленника. Мужчина ловко, ни разу не оступившись, пробрался к запиханному в угол одеялу и накрыл неподвижного Такэюки. Тот понимал, что вся забота диктуется необходимостью доставить подарок в добром здравии, потому возникшее было чувство благодарности подавил. Вздохнул, зарылся в одеяло и закрыл глаза. Но сон не шел: слишком многое успело случиться и слишком сильно волновало будущее. Сделалось так одиноко, что Такэюки только огромным усилием воли не поддался отчаянию.
"Я не сдамся!"
Брат и посол наверняка начали поиски. Они его выручат. Оставалось только ждать и надеяться на лучшее.
Глава 5
С рассветом караван тронулся в путь. Покрывало, которое ночью защищало Такэюки от холода, днем берегло от палящего солнца. На завтрак молодой человек получил кусок хлеба и верблюжье молоко. Хлеб, правда, был твердый, словно камень, но Такэюки научили, как размачивать его в молоке, и получилось довольно вкусно.