Настал черед, мой сводный брат,омыть в крови святое право.В бою никто не виноват —ни сын, ни пасынок державы.Ты за маммону принял бой,борясь с Христовыми полками.Мы оба воины с тобой,ну что ж, померимся богами!И правы будем мы вдвойне,облекшись в дедовские латы.Не на трибуне, на войнесолдат становится солдатом.Своим богам и небесаммолись. И трепещи душою.Русь терпелива, но и намобрыдло цацкаться с тобою.Ну а потомки нас простяти песню боевую сложат.И в землю отчую положат.Иль прахомпушку зарядят.1993
* * *
Бесноватых мутантов немая орававозжигает во тьмематерь-землю мою.И в нее превращаясь,я выстрадал правоза нее – за родную погибнуть в бою.Пыль веков на челочерной птицей садится,обагрив русской славойземное былье.В каждой пяди еекровь златая святится,и могила Христа в каждой пяди ее.И, горстьми зачерпнувэтой вечной основы,я встречаю врагана крылатом коне.Ну а лечь в эту землюи слиться с ней снова,прямо скажем,не самый бесславный конец.25 марта 1994
* * *
Памяти погибшего священникаОбелиск на растоптаннойбратской могилевсе коптит жженым мясомв бесстрастное небо,хоть торжественный прах,торопясь, выносилина просевшие баржии сплавили в небыль.Только помнят подвалы,как кровушку нашусапогами месили, мочой поливали.Как, пустивши на кругпоминальную чашу,в нее рыла свиные себя окунали.Как восставших из тьмыдобивали ногами,повылазили бесыпод траурным сводом.Но, златые хоругвиспустив пред врагами,Русь Святая на нихне пошла крестным ходом.Лишь в священном дымуоскорбленною теньючерный ангелсверкнул и пропал в одночасье.И груженой баржоюбез благословеньяуплывает Россияна поиски счастья…10 декабря 1993 – 2 февраля 1994
Идет война
Идет война. И Бог уже не выдаст,свинья не съест. И Путин ни при чем…Из дерева одежды шьем на вырости крестимся каленым кирпичом.Идет война. И в землю мы врастаем,роднясь с травой и облаком в реке.Закрой глаза – и в перелетной стаезаговоришь на птичьем языке.Идет война. Любовь давно в разгаре,горячая, нездешняя любовь.Гуляй, душа, – в ударе так в ударе,пока с небес на землю льется кровь.Идет война. И набухают вены.И мальчики рождаются в траве.Теперь мы все немножечко чечены,кто с пулей, кто с Аллахом в голове.1995–1996
Чеченская коррида
НачалоМахмуду ЭсамбаевуНад Грозным тягостная вьюга.В шаманском танце хохоча,смерть втягивает в пляску друга,махнув рукой на палача.И словно год назад в столице —грохочет танком, целя в лоб.И черной птицею садитсяна невостребованный гроб…Для зрелища, стуча копытом,встает коррида в полный рост.По следу крови за убитымдругой ногами бьет в помост.Стан лебединый гнет недобро,дрожит, как струнка,чтобы вмигрукой, как полной яда коброй,врагу всадить точеный клык.К хлысту чеченской длинной воли,мечась на лезвии меча,его душа, дрожа от боли,льнет,кастаньетами звуча.Щелчок. И вывалились бесы,огнем обсыпав каблуки.В белках кровавыхволчья несытьразводит желтые круги.Застыл тореро, хорошея,в отважной дикой красоте.И бычья вытянулась шея,сверкнув рябиной на кусте.Бой кончен,выходя из роли,танцор плащом стирает пот.А по щекам,как струйка крови,слеза горячая течет.20 декабря 1994
Памяти жертв Буденновска
Истории своей не надобно отныненам – русским выродкам,без воли и судьбы…Лишь песня на губах —как мертвый в поле стынет,и матери кричатв предчувствии беды.В Руси отныне ночь —из человечьих месив.И смерть метет косойпо полю спелой лжи.Встает слепой солдат,погибший в Гудермесе,и, руки вытянув,идет по нашу жизнь.О Русь моя,очнись, ответь, кому в угодутвой желторотый сынбыл послан на убой,а царственный дуракубийцам дал свободу,чтобы наемники смеялись над тобой?!А ты, поймав в горах,опять бы их простила,забыв про боль обид,предательства оскал…Над проданной странойплывет свинячье рыло,и шастает во тьме обугленный шакал.И женщины бредутс глазами водянымибесчувственной толпойпо колее войны.В запёкшихся устаходно застряло имя…И верить хочется,что живы их сыны.И что вот-вот придетконец бездарной драке,а вместе с ним конец продажного ворья.И под раскатистые всхлипы вороньяплоть русскуюне будут жрать собаки.Пока же на Русигода кровавой прозыи мертвую страну насилует бандит…Расстрелянный солдат,подставленный под Грозным,лежит, как Крест Святой,и в небеса глядит.Ноябрь 1995
* * *
Николаю Ивановичу ТряпкинуРаскачиваясь,расшатываясь,приседая,вынося головой проливной понос,дорогу у мертвецов узнавая,к России тянусь я —воскресший великоросс.Она жсредь могил разрытых стонети все сползает в омут черных днейс шершавойтеплойбожеской ладони,смотря глазами матери моей.Меня знобиткак пред скончаньем века,зубовный хрустс земли крадется ввысь,мол, на Руси —все меньше человеков,все больше, большесерых русских крыс.И вижу я,как в мусорке смердящейеще живое что-точто-то ест, жует,корявой смертью, злобою ледащейнакачиваявыпавший дряблый живот.И видел я, как девка простаяза доллары отдаваласьи за копейки.Но из мокрой жопищи вылетая,песнь любви свистали канарейки.И снитсявойны мне опухшая морда,что, как сеятель,в похмельной качкепригоршнямиразбрасывает по моргамотработанных русских мальчиков.Обгрызана земля моя,изнасилованаманьяками разными,гадами и безродцами,что сосут ее кровь.Но взбесилась она,черной местьюим под ноги льется…Я ведь добрым рос,нежным, с мягкой душою…Но каждый – варварв неурожайный год.Рот поганого набив землею,буду держать —пока хлебом не прорастет.Шумит океан крови русской.За наминаши деды, впереди —нерожденные дети…Возвращается мамас небесными глазами —по трупам враговкак Пресветлая Дева.Декабрь 1995