Проведено несколько десятков воздушных боев, сбито 22 и подбито 12 самолетов противника.
В июльских боях на орловско-курском направлении, — говорилось в представлении Военного совета фронта, — полк вел напряженные боевые действия и успешно справился с поставленными задачами…[8].
О том, что нам предстоит отправиться на переформирование, мы узнали в тот день, когда к нам приезжал полковник Крупинин и рассказывал об эскадрилье Нормандия.
Вечерело. Уже было ясно, что больше вылетов не будет. Солнце спряталось за горизонт. На аэродром пали робкие сумерки. Вспоминая рассказ полковника, ребята продолжали высказывать свои предположения о втором фронте, говорили о боях под Орлом, который со дня на день, вероятно, будет освобожден.
От землянки шагали к нам Мельников, Бенделиани, Верещагин и замполит. С другого конца стоянки спешили Ривкин и Талов — командиры второй и третьей эскадрилий. Получилось так, что собрался весь руководящий состав полка.
— Товарищи командиры! — сказал Евгений Петрович Мельников. — Необходимо привести в порядок всю авиационную технику. Завтра к исходу дня передадим самолеты в соседний полк. Нас выводят из состава действующих войск, мы прекращаем бои и идем на отдых. Точнее — на переформирование. Вот так. Огорчайтесь или радуйтесь, но приказ есть приказ. Идите и объявите его в эскадрильях.
Иван Федорович Балюк и я еще долго стояли в раздумье. Как же так? У нас есть самолеты, летчики. Бои за Орел еще не окончены, а нам приказывают отдыхать. Странно, очень странно. Однако, решив, что начальству виднее, мы пошли в эскадрилью. Надо было найти инженера Дрыгу и сообщить ему новость.
Обогнув небольшой лесной массив, мы вышли на летное поле, вокруг которого стояли замаскированные самолеты. Перепрыгнув через старый валежник, вышли на тропу, негромко разговаривая между собой. Тропа петляла мимо землянки оружейников и упиралась в стоянку яков. С одного из кустов вспорхнула какая-то птица, чуть не задев нас своими трепетными крыльями.
— Пристроилась рядом с людьми, — заметил Балюк.
— Ребята не разоряют гнезд, вот птицы и живут рядом, — ответил я.
Поблизости были слышны голоса:
— Быстрее заканчивайте.
— Уже почти готово. Последняя гайка.
Дрыга, как всегда, хлопотал на стоянке самолетов. Он торопил техников и механиков, заканчивающих восстановление подбитой в бою девятки.
— Кажется, ничего не знает о приказе, — пробурчал под нос Балюк, заметив инженера.
Дмитрия Дрыгу мы уважали. Это был очень способный, энергичный человек, мастерски знающий свое дело. Он умел организовать работу так, что любой самолет, выведенный из строя в бою, к исходу дня или к утру был снова готов к полету. Вот за это и уважали инженера в эскадрилье все летчики, техники и механики. Его ценил сам инженер полка Кобер.
Подойдя к Дмитрию, Балюк сообщил ему, что есть приказ завтра к исходу дня передать самолеты соседям.
— Хоть сейчас, — ответил Дрыга. — А девятку утром опробуем — и тоже можно сдавать.
— Ну что ж, хорошо! — одобрил командир. — А сейчас пойдем проверим, что у тебя делается в каптерке, как налажен учет запчастей. А заодно проверим и НЗ в твоей знаменитой фляге.
Дрыга шел молча. Непривычно человеку вот так вдруг остаться с завтрашнего дня без дела.
— Чудно! — проговорил он, не обращаясь ни к кому.
— Что чудно? — спросил Балюк.
— Безработными, говорю, будем с завтрашнего дня.
— И отдохнуть надо. Люди устали. Кстати, отдых-то надо спрыснуть.
— Как это понимать?
— Очень просто — выпить по махонькой из твоего неприкосновенного запаса.
— Есть ликер шасси. Хотите попробовать?
— Бр-р-р! — поежился Балюк. — Заборист?
— Мы привыкли, — равнодушно ответил Дрыга. — Спирт с глицерином. Пьется мягко.
Мы пришли в каптерку, где хранилось все, что было необходимо для ремонта и восстановления самолетов и моторов.
— Приземляйтесь, — сказал инженер и первым сел на свернутый самолетный чехол.
Вскоре перед нами стояла банка ликера. Закуска была более чем скромная кусочек черного хлеба и фляга воды.
— Чтобы вы не сомневались, я первый выпью. Ликерчик не первого сорта, но все же профильтрованный — ни резиновых манжет в нем, ни прокладок нет, да и глицерина — самая малость. Бывайте здоровы, отцы-командиры!
Дрыга выпил, глотнул из фляги воды и отломил кусочек хлеба. Потом налил командиру и мне. Жидкость для заполнения амортизационных стоек была тягучей и сладковатой.