— Ты еще скажи, что Леший нас морочит, — поддел ее бывший одноклассник, который сам, несмотря на изрядный вес рюкзака, похоже, усталости не чувствовал.
— Да нет, нормальный маршрут, — тяжело переводя дух, запротестовала Ева. — В лесу, да и в городе, часто так бывает. Увидишь какой-нибудь ориентир. Думаешь, близко, а на самом деле еще километров двадцать идти.
На самом деле она очень устала. Тем более что поспать в самолете или в машине толком не удалось. Стоило ей смежить веки, как перед глазами возникала то больничная палата, то мрачное подземелье, в котором висел прикованный к стене Филипп. Однако, услышав перепалку между Левой и Ксюшей, Ева испугалась, что подруга сейчас все испортит, и они повернут назад. Хотя уазик Андрея Васильевича давно уже уехал.
Лева сочувственно и вместе с тем испытующе глянул на нее, словно прикидывая, на сколько хватит ее терпения, потом спокойно кивнул:
— Вот и я о том же. Солнце еще высоко. Значит, успеем.
— Я вот только понять не могу, как же мы войдем, если домик Таисии находится на другом берегу Реки, — поправляя под энцефалиткой косу, поделилась с мужем сомнениями Маша, которая все препятствия просто, словно на крыльях, перелетала.
— Поэтому нам и придется воспользоваться услугами Перевозчика, — развел руками Лева. — Только на его просьбы и посулы не ведитесь. Я, впрочем, сам с ним поговорю.
Он достал дудочку и завел несложный и даже на взыскательный вкус примитивный наигрыш, от которого, впрочем, идти стало легче, на душе разлилось какое-то умиротворение, словно их в конце пути ожидал не мрачный терем Кощеевны, а дом, в котором их ждут и где к их приходу натопили печку и испекли пироги.
Еве даже показалось, что к аромату хвои, трав и ягод примешиваются запахи доброго дымка и свежей выпечки. Впрочем, вполне вероятно, это организм, который уже давно и явственно намекал на необходимость восполнения ресурсов, выдавал желаемое за действительное. В самолете они, конечно, поели, но с того времени прошло уже не менее восьми часов. При этом никаких съестных припасов они с собой не несли. Лева что-то говорил про «пищу иного мира», к которой им предстоит приобщиться, чтобы Славь их приняла. Но Ева так и не поняла, откуда они ее возьмут.
Обернувшись на спутников, Ева обнаружила, что принюхиваются уже все. По лесу явственно распространялся одуряющий запах выпечки, впрочем, слегка подгоревшей. Ксюша даже ускорила шаг, хотя продолжила ворчать:
— Ну вот, опять бестолковая печь все испортила, — говорила он с таким видом, будто уже не раз ходила этой дорогой. — Сколько я ей объясняла, чтобы огонь убавляла.
— Скажи спасибо, что квашню в топку не вывалила, — усмехнулся Лева.
Вскоре кедры расступились, и их глазам предстала сюрреалистичная в своей обыденности картина. Посреди лесной поляны стояла пышущая жаром русская печь, из трубы которой поднимался дымок, а в духовке пеклись, уже совсем пригорая, пироги. Хотя возле устья стояло несколько пригодных для сидения чурбаков, ни рядом, ни поблизости не было видно не то что признаков человеческого жилья, но присутствия хоть кого-нибудь, кто за огнем присматривал.
«Вот так лесные пожары и возникают», — подумала про себя Ева, вслед за Ксюшей и Машей устремляясь к духовке. Кто бы ни поставил печь пироги, их следовало срочно вынимать. Пока Ева замешкалась в поисках прихватки или рукавиц, которые обнаружились висящими на заглушке, Маша, не боясь обжечься, открыла засов. Ксюша вместе с Евой подхватили тяжеленный чугунный противень, на котором лежали румяные, но уже ощутимо пригоревшие снизу ржаные пироги. Еве при этом показалось, что из печного жерла послышался вздох облегчения.
— Я же говорила! Опять пригорели, — констатировала Ксюша, опуская противень на один из чурбаков.
— Вполне съедобно. Других все равно нет, — выбрав самый горелый пирог и надломив его, чтобы поскорее выпустить пар, снял пробу Лева.
— Ой, а их можно есть-то? — запоздало забеспокоилась Ева, подумав о том, что скажут на такое самоуправство неведомые хозяева.
— Нужно, — выразительно глянул на нее Лева. — Ты же не станешь, как Привередница из сказки, нос воротить, вспоминая медовые пряники и торты?
Ева покачала головой, торопливо запихивая в рот слишком горячий и горький из-за подгоревшей корочки пирог.
— Обжигаться не обязательно, — протянул ей влажную салфетку Лева.
— И горелое можно снять, — посоветовала Маша. — Хоть плесенью не пахнет, как стряпня деда Овтая.
То ли они сильно проголодались, то ли пирогов оказалось не так уж и много, но содержимое противня они прикончили в считаные минуты. Одна Ксюша, которая хоть и ругалась, а ела за четверых, умяла не менее десятка. Ева тоже уплетала за обе щеки, оценив непривычный вкус, совсем непохожий на черный хлеб. Как объяснял Лева, пироги пекли по другому рецепту. После еды ожидаемо захотелось пить, а вода у них у всех уже закончилась.
— Как так получилось? — дивилась Маша, облизывая пересохшие губы. — Мы и воду из Одолень-ключа и минералку Константина Щаславовича растягивали на несколько дней или даже недель.
— Ну так в тонких мирах и время иначе течет, и вода из Одолень-ключа особыми свойствами обладает, — напомнил ей что-то обоим известное Лева, пока Ева, сидя на чурбачке, боролась с сонливостью, а Ксюша копалась в аптечке в поисках препарата от переедания.
После короткого привала, вернув пустой противень в печь, угли в которой не только погасли, но и рассыпались пеплом, продолжили путь по лесу. Река так и не приближалась, а гигантские темные кедры стояли стеной, словно насмехаясь и давя своим величием. Вдруг деревья расступились, открывая полянку, посреди которой росла одинокая яблоня. Хотя у ее садовых собратьев едва появилась первая завязь, раскидистые ветви лесной красавицы усыпали золотые плоды.
Ева обернулась на спутников, чтобы проверить, видят ли диковинку они, и с удивлением обнаружила, что Маша исчезла, оставив рюкзак на попечение мужа. Вместо нее в сторону дерева метнулась похожая на павлина птица с сияющим живым огнем, переливающимся всеми оттенками пламени опереньем. Опустившись на ветви, она принялась клевать золотые яблоки, да так рьяно, что верхние ветви мигом опустели. Птица нацеливалась на нижние, когда ее одернул Лева.
— А можно без вандализма, — с укоризной проговорил он, срывая несколько плодов с ближайших к нему веток и протягивая Ксюше и Еве. — Может быть, нам, жадоба, оставишь? Тебе же худо потом будет.
Птица исчезла, а вместо нее в объятия мужа откуда-то сверху скользнула слегка растрепанная и очень смущенная Маша.
— Извини, не удержалась, — проговорила она, пряча лицо на его груди.
— С кем не бывает, — примирительно улыбнулся Лева, снимая с ее одежды и волос сияющие золотом перья. — Против природы не попрешь. Я тоже в малиннике или на медовых ярмарках дурею. Хоть пасеку на даче заводи.
Ева изо всех сил старалась на них не глазеть. Если бы она не видела превращения Филиппа, точно бы подумала, что ей самое время не тащиться куда-то по лесу, а отправляться к психиатру. Сейчас она только вспомнила рассказ Евдокии-Даждьросы о том, что отыскавший наковальню Финист, выковав на ней меч, сразивший Хозяина Нави, женился на Жар-птице. Дева верхнего мира вернулась к нареченному суженому, не обретя счастья с Кощеем.
Родившиеся от их союза мальчики унаследовали силу отца, девочки же пошли в породу матери, и этот обычай продолжился в потомках. Получается, Филипп в каком-то там колене родня Маше. То-то ее брат показался на него похожим. Хотя, насколько Ева поняла, семейный дар не унаследовал.
Ксюша меж тем уже сняла пробу с яблока и ожидаемо скривилась:
— Ну и кислятина!
— Ну а что ты хочешь от дички, — с хрустом надкусывая яблоко, пожал плечами Лева. — Или скажешь, что у моего батюшки и садовые не едятся? Бери с Маши пример.
— Я, знаешь ли, Шатунов, по другой части. Мои родичи всякую траву не едят.
— Так они и выпечку, между прочим, не лопают.
— Потому что им не перепадает. А собаки очень даже любят хлеб.