Ева слушала эту перепалку и не могла понять, о какой родне Ксюша ведет речь. Впрочем, подруга и в самом деле к зелени относилась без особого энтузиазма. Зато мясо обожала едва ли не больше сладкого. Надкусывая очень кислое, но сочное и прекрасно утоляющее жажду яблоко, Ева невольно вспомнила старую сказку про Привередницу и гусей-лебедей, к которой постоянно апеллировал Лева. А Молочная река с кисельными берегами им тоже встретится на пути?
Пока, оставив позади вновь поднявшую облегченные ветви яблоню, они вышли к обычной, широкой и полноводной реке, другой берег которой тонул в непроглядном тумане. На этой стороне, возле края обрыва, потихоньку сползая к воде, сиротливо жались постройки покинутой деревни. Почерневшие избы кой-где еще стояли, скорбно глядя на реку пустыми или заколоченными окнами, хотя из-за подгнивших нижних венцов и прохудившейся кровли большей частью покосились. Некоторые совсем ушли под землю или развалились. И особенно неприютно выглядел забытый погост с заросшими травой могильными холмиками и торчащими вкривь и вкось крестами со стертыми надписями. Ева вспомнила могилы монахов в северных монастырях, отмеченные лишь безымянными камнями, поскольку память людская коротка, а Бог и так обо всех помнит.
Только одно захоронение выглядело ухоженным. На камне даже виднелись фотографии светловолосого мужчины средних лет с приятным доброжелательным лицом и моложавой красивой женщины в строгой учительской блузке и с волосами, убранными в пучок. «Таисия и Дмитрий Полозовы», — прочитала Ева выгравированную на табличке рядом с датами надпись.
Когда она осознала, что здесь покоится та самая Тасисия, в гости которой они идут, сразу сделалось неуютно, а по спине пробежал холодок. Какие силы они собираются тревожить, и удастся ли выбраться назад? Но ободряющее прикосновение пера за пазухой, так похожее на легкое пожатье пальцев Филиппа, успокоило, вселяя уверенность.
Ева ускорила шаг, чтобы присоединиться к поджидающим у причала друзьям. Лева даже успел достать дудочку и что-то наигрывал. Ева с опаской ступила на почерневшие доски. И в это время над полускрытой густой дымкой свинцовой гладью воды раздалось тарахтение движка, и откуда-то из тумана показалась видавшая виды моторка.
— Зачем живые тревожат покой мертвых? — сварливо спросил расположившийся на корме Перевозчик, пристав к причалу и заглушив мотор.
Лица его Ева почему-то не разглядела, но обратила внимание, что одет он был в старые галифе с армейским ремнем, клетчатую рубаху и ватник, а на голову нахлобучил засаленную ушанку с давно оторванными тесемками. Трудно сказать, насколько он мог ощущать капризы погоды, но от реки заметно веяло холодом.
— Не переживай. На той стороне будет теплее, — ободрила Ксюша, натягивая свитер.
Ева не стала уточнять, откуда подруга знает такие подробности, но совету последовала.
Лева меж тем, отложив дудочку, достал из кармана четыре серебряных монеты по виду Николаевских времен.
— У нас есть дело на той стороне и мы готовы заплатить, — твердо проговорил он.
Перевозчик сцапал монеты, пересчитал пальцем собравшихся на причале и покачал головой.
— Многовато вас будет, — заметил он, поправляя ушанку. — Может быть, сами доберетесь, а лодку потом вернете? Я даже платы брать не стану.
На этот раз в его скрипучем, словно издаваемом уже давно высохшими неживыми связками голосе прозвучала надежда напополам с хитрецой, которую, конечно, уловил Лева.
— Не получится, — с напускной серьезностью пояснил он. — Нам возвращаться придется иным путем.
Перевозчик покряхтел, с досадой качая головой, но спорить не стал, приглашая на борт, куда первым ступил Лева, помогая разместиться своим спутницам. Снова заработал двигатель, и вскоре и пристань, и деревня скрылись за пеленой тумана, а на том берегу взору предстал украшенный золотыми куполами березовых рощ, багряными теремами осинников, обрамленный зеленью темного бора, отягощенный разнообразными плодами пышный осенний лес.
Глава 15. Серебряное донце, золотое веретенце
Высадив их на слегка покосившейся, но еще крепкой пристани, Перевозчик скрылся в тумане. Лева проводил его задумчивым взглядом.
— Не, вы подумайте, какой хитрец! — хмыкнула, поправляя рюкзак, Ксюша. — «Лодку потом вернете», — передразнила она интонации неживого голоса.
— А что такое? — не поняла Ева.
— А то, что тот, кто сядет в лодку раньше, чем вручит монеты, или согласится бесплатно прокатиться, сам занимает место Перевозчика, — без тени улыбки пояснил Лева, помогая спутницам подняться по косогору и отыскивая тропу.
Пройдя не более километра по лесу, они вышли к аккуратному бревенчатому домику, окруженному забором, возле которого густо разрослась еще не обрезанная, отягощенная спелыми плодами малина и пламенел калиновый куст. Над кровлей клубился легкий дымок и тянуло выпечкой. В глубине усадьбы возле ручья топилась баня.
Хозяйка, в которой Ева узнала женщину с фотографии, ждала на пороге.
— Ну, наконец-то, — радушно улыбнулась она, подслеповато щурясь, словно пытаясь разглядеть. — А то Байница и Домовой уже изнервничались и меня задергали, что вода в бане остынет и пироги зачерствеют. Проходите, располагайтесь, кладите свои рюкзаки, — указала она на полку в сенях или, скорее, на летней веранде — А потом сразу в баню. Устали ведь небось с дороги.
Хотя спину действительно с непривычки ломило, да и ополоснуться хотелось, Ева понимала, что очищение тела в таком месте стоит расценивать прежде всего как продолжение обряда, начатого еще на той стороне Реки. Невольно вспомнился хрестоматийный упрек Ивана-царевича «старой хрычовке», которая не напоила, не накормила, в баньке не выпарила. Таисия не задавала лишних вопросов и на Еву почти не глядела, но в ее присутствии перо за пазухой словно говорило человеческим языком или пело, приветствуя Стража Границы.
Когда Ева потянулась к рюкзаку в поисках мыла и других необходимых принадлежностей, Лева, которого пропустили первым, покачал головой.
— У тетки Таисии все есть, у нее Байница добрая и рачительная. Не обидит. И за перо не беспокойся. Здесь его никто не тронет.
В самом деле, в жарко натопленной парилке, где они без труда разместились с Машей и Ксюшей втроем, нашлись и веники на любой вкус, и мыло, и шайки, и горячая вода в кадушках так, что хватило не только ополоснуться, но и промыть волосы. Всем этим хозяйством распоряжалась маленькая шустрая женщина с заостренными мохнатыми ушками, торчащими из-под красной войлочной шапки, кустистыми бровями, похожими на усы-вибриссы, и мягкими кошачьими лапками, которыми она, впрочем, орудовала более ловко, нежели иные руками.
Хотя на верхнюю полку Ева взобраться не решилась, добрый пар, согревавший, казалось, не только тело, но и душу, и мирный нрав Байницы она оценила. Она помнила бабушкин рассказ о том, что народное поверье наделило банных духов нравом склочным и мстительным, приписывая им все неудачи и неурядицы, вроде ожогов или угара. Обиженный Банник или мстительная Шишига могли и запарить до смерти. Ева с духами вроде не ссорилась, но посещение парилки для нее обычно заканчивалось обмороком. Поэтому она предпочитала душ. Однако Байница Таисии Полозовой благоволила к гостям. Ева не только не обожглась паром или каплями кипятка, но не почувствовала даже малейших признаков дурноты.
В конце концов она настолько осмелела, что вслед за Ксюшей и Машей растянулась на полке, позволив банному духу размять натруженную за день спину и бока. Вместе с паром не только отступала усталость, но прибавлялось сил.
— Фух, фух, уходи, человечий дух, — приговаривала Байница, помахивая над Евой березовым веником. — Будем травами растирать, чтобы навь прочь отогнать.
От этих прибауток, похожих на бабушкины пестушки, так веяло чем-то домашним, что захотелось улыбнуться. А Байница уже вовсю охаживала веником Ксюшу:
— Накрутила мочалы на волосья, — неодобрительно фыркала она, сдвигая кустистые брови. — Совсем от рук в этом людском мире отбилась. А разъелась-то как! С таким пузом не то что косулю, барсука не догонишь. Что моя хозяйка, которая за тебя просила, твоей прабабке скажет?