— А если ее бросить в кузницу, то никакое железо ковать невозможно, — добавила Маша.
Ева поблагодарила хомячка и с грустью обнаружила, что своенравный Нелюб опять ее покинул. Впрочем, обижаться на питомца она, конечно, не собиралась. Он и так уже им с Филиппом трижды помог. Жаль, что не удалось с вездесущим пройдохой передать любимому весточку. С другой стороны, она еще не знала, как Карина использовала ее прядь волос. Протянув руку к шее, на которой все это время висела цепочка с кулоном в виде сокола, Ева обнаружила пропажу. А ведь еще с утра подарок был на месте.
Внутри у нее все похолодело, а потом осыпалось лепестками схваченных морозом цветов. Как она могла так бездарно потерять не просто дорогую вещь, но фактически единственную оставшуюся у нее память о Филиппе? Его подарок, его обручальный кулон. Даже если им суждено встретиться, как она в глаза любимому после такого решится посмотреть? Да и состоится ли эта встреча? Не растеряет ли она также бездумно, незаметно его любовь, а вместе с ней саму жизнь?
Забывая дышать и то и дело сглатывая пытающееся выскочить через горло сердце, Ева принялась перебирать вещи, все еще надеясь отыскать привеску в кармане или рюкзаке. Потом Маша и Лева вместе с ней обшарили всю поляну возле Одолень-ключа, но, увы, так ничего и не нашли. А что, если заветный кулон подберут всадники?
— Может быть, это все же проделки Нелюба? — предположил Лева. — Он у тебя на шее все утро шебуршал.
Ева покачала головой. Оставалось на это уповать. Хотя зачем бедовому котяре могла понадобиться флешка?
Запечатлев в памяти игру солнечных бликов на глади источника и выглядящее отражением небес нарядно-голубое окошко поляны, они собрали заветные травы, принесенные их питомцами, и двинулись в путь. Лева опять куда-то торопился, неодобрительно поглядывая на затянутое тяжелыми обложными тучами небо. Они ведь и так потеряли столько времени.
Еве тоже показалось, что лес неуловимо изменился, стал промозглым и еще более враждебным, словно из золотой осени они попали в стылый, дождливый октябрь или начало ноября. Многие ветви стояли голыми. Стволы деревьев все гуще покрывали лишайники и бесцветный мох, свисающий неряшливыми клочьями, точно свалявшаяся в колтуны домашняя пыль. Густой душистый малинник сменили заросли черной бузины и волчьей ягоды. Да и в воздухе все сильнее ощущался неприятный запах серы.
— Мы потихоньку приближаемся к реке Смородине, которая разделяет Славь и Навь, — пояснил Лева. — Отсюда недалеко до терема Карины, но надо быть осторожнее.
— Не понимаю, почему родные Ксюши выбрали для логова это место? — принюхиваясь и кривясь, поинтересовалась Маша.
— Ну ты же помнишь, какой они несут дозор, — пожал плечами Лева.
Ева же про себя подивилась, зачем в таком унылом краю поселилась Карина. Коттедж на берегу Оки явно лучше. Потом вспомнила, что чертоги ее отца и вовсе располагались на том берегу, откуда пришли всадники и где обитали им подобные. Ох, не в добрый час она вспомнила об устрашающих соглядатаях!
То ли они припозднились, выбирая место для лагеря, то ли в этой части леса найти относительно пригодную для стоянки поляну было и в самом деле непросто. Но уже почти стемнело, а они не только не поставили палатку, но и никак не могли развести костер. Отсыревшие дрова упорно не желали разгораться. Лева, конечно, уже обозначил ограничивающий их лагерь круг, но без живого огня он казался преградой ненадежной даже Еве, которая в ведовстве почти не разбиралась.
— Кончай уже мучиться, и давай ставить палатку, — предложила Маша. — Как-нибудь одну ночь перебьемся.
— Только не здесь, — покачал головой Лева, упорно пытаясь раздуть огонек, который постоянно гас, словно у злых сестер, отправивших героиню сказки на верную смерть к Бабе Яге.
— Давай уже я! — решительно шагнула к костру Маша.
— Поздно, — покачал головой Лева, откладывая спички с зажигалкой и спешно доставая свирель.
Ева с Машей обернулись. Поскольку в воздухе и так витал серный запах, более густой, нежели как на термальных источниках, они не почуяли усиления зловония. А накатившую волну холода списали на промозглую сырость, витавшую в вечернем воздухе. Меж тем, раздвигая лес, к ним приближался новый всадник.
Конь неопределенного дымчато-синего, сливающегося с вечерним сумраком цвета под ним настолько исхудал, что напоминал поднятый некромантом скелет, обтянутый сухими жилами и обвисшей складками клочковатой шкурой.
Да и сам седок, облаченный в жалкое рубище с закрывающим лицо глубоким капюшоном, казалось, лишь чудом держится в седле, ибо вся его фигура говорила о крайней степени истощения. На фоне почти лишенных иссохшей плоти голеней и рук костлявые кисти и стопы казались просто гигантскими, а сквозь прорехи, открывавшие ввалившийся живот, кажется, просвечивал позвоночник.
Вечер Нави, похоже, воплощал собой голод, он алкал добычу и в своих поисках не собирался останавливаться. Во всяком случае Ева как-то поняла, что его мертвый взор, как и залепленные бельмами глаза коня, способны видеть то, что находилось внутри очерченного Левой круга. И даже звуки свирели не могли ему помешать. Ева нырнула под полог палатки, точно маленький ребенок, который при виде опасности закрывает глаза и прячется под материнскую юбку. Даже если бы они полностью разбили лагерь, без костра это вряд ли бы что-то изменило.
Лева днем пояснил, что, если всадник ее обнаружит, плена избежать не удастся, и даже искусство кудесника не сможет ей помочь. Всадники настолько сильны, что иногда показываются даже в Яви, становясь предвестниками множества бед. В тонких мирах от их взора спастись куда сложнее, и воле противостоять невероятно сложно.
Еву, конечно, хранит перо, он плен у Карины — это участь едва ли не хуже смерти. Захватив ее, ведьма, не прибегая к насилию, получит безотказный механизм давления на Филиппа. Даже сейчас с помощью иллюзий и обманок она, нащупав слабое место сокола, им манипулирует, ведя изощренную игру. И как этого всадника отогнать?
Когда из своего ненадежного укрытия Ева разглядела, как внезапно ярко и бодро вспыхнул костер, а лагерь окружила сплошная стена огня, она не сразу догадалась, в чем же здесь причина. Когда же она увидела прекрасную птицу с сияющим оперением, пролетевшую над самой конской мордой и обдавшую всадника снопом искр, загоняя обратно в лес, она поняла, почему так тревожился и протестовал Лева.
Маша, хотя уважала ведовское мастерство любимого мужа, на этот раз сделала по-своему, приняв единственное, решение, которое считала правильным. Костер разгорался все жарче, прогоняя сумрак и согревая в жилах замороженную страхом кровь. А над лесом сияющей кометой, не причиняя, впрочем, вреда деревьям, преследуя отступающего в панике всадника, летела жар-птица.
Глава 20. Путь кудесника
Когда след от сияющих крыльев померк где-то вдалеке за лесом золотыми всполохами припозднившегося заката, Лева, словно выйдя из оцепенения, принялся ставить палатку, а Ева забросила в котелок вместе с маслом лук и собранные еще утром возле стоянки грибы. Крупу, которой осталось немного, рассчитывала на двоих. Тем более что есть совсем не хотелось, хотя похлебку Лева хвалил. Или он просто, как всегда, старался ободрить?
— Переживаешь за нее? — сочувственно спросила Ева, когда спутник начал настоятельно отправлять ее спать, намереваясь в одиночку дежурить всю ночь.
— Она, как и ты, еще ни разу не ночевала одна в лесу, — поделился Лева. — И оперение у нее слишком приметное. Она же, как и твой нареченный, птица Верхнего мира! Как бы Карина чего не заподозрила.
Куда и зачем улетела Маша и с какой могущественной силой она схлестнулась, он обсуждать, похоже, не собирался.
Ева кое-как подобрала слова поддержки, понимая, что они ничего не значат, но говорить их надо, просто чтобы поделиться душевным теплом. Жаль, что скованность и боязнь показаться смешной всегда мешали ей выражать чувства. Филипп, разбивший ее ледяной панцирь, научил ее не только ощущать горячее биение жизни во всей ее полноте, но и делиться им с окружающими, и за одно это она была готова разбивать железные сапоги и грызть каменные караваи.