– Если там окажется пещера, то, надеюсь, вершина скалы не отвалится, как это произошло в Данлюсе, – сказала я сурово и сухо. Ощущение неотвратимости судьбы не покидало меня. Не задавая больше вопросов, я уже знала, что вскоре увижу Соколиный замок своими глазами.
– Вы видите, как он похож на Данлюс? – спросил Шейн. – Дед скопировал этот замок со всей возможной точностью, взяв за образец крепость Шейна Гордого – тот первый Соколиный замок, давно поглощенный морем. Он перенес, так сказать, нашу наследственную недвижимость с этого зеленого острова в Америку. Дед заложил новое поместье на Калифорнийском побережье, и там сейчас живут О'Нилы.
– Вы не рассказали мне о пещере, – напомнила я ему; напуганная мыслью, что теряю контроль над собственной судьбой.
– Это имеет значение?
– Нет. Поскольку я не намерена ехать туда. – Я направилась к детям, играющим на гальке. Последние слова были произнесены мною воинственно.
Шейн шел за мной, с шумом разбрасывая гальку, и вскоре я почувствовала его руку на своем плече. Он грубо повернул меня к себе. Наши глаза встретились. Я первой отвела взгляд.
– Если от этого вам станет легче, – сказал Шейн, – вы поедете в качестве моей секретарши. Я как раз собирался взять секретаря. Мне предстоит написать книгу, что и послужило одной из причин моей поездки в Ирландию. Это будет история семейства О'Нил, я должен осуществить один из проектов моего деда. Он много лет собирал фамильные предания, и теперь мне предстоит привести их в порядок. Думаю, что именно вы поможете мне справиться с этой работой. Мы хорошо ладим, как брат и сестра. – При этом он очаровательно улыбнулся. – Вы сделаете это, не правда ли, Кассандра?
Я подумала, что это, пожалуй, выход из положения, позволяющий мне избежать возвращения в Сан-Франциско. Это также шанс разобраться в том, почему судьба свела меня с Шейном О'Нилом. Мне показалось, что я непременно должна уплыть на корабле вместе с ним.
Глава 4
Мы отплыли из гавани Корк на борту лайнера «Кассандра». Наши каюты на палубе С были смежными, хотя двери каждой из них выходили в коридор. Шейн договорился, чтобы нам разрешили пользоваться маленьким салоном, предназначенным для культурных мероприятий, чтобы работать над книгой, что доказывало искренность просьбы сопровождать его.
Я почувствовала некоторое облегчение, ощутив осмысленность и стабильность наших отношений. Моя работа в качестве секретаря служила также объяснением того, что мы избегали общества попутчиков и были избавлены от любопытных расспросов. Значительную часть времени мы проводили вместе в маленьком салоне, где имелось все необходимое для работы: круглый стол и два удобных кресла. Мой стол находился у внутренней перегородки, на нем стояла новенькая печатная машинка «Ремингтон» с незнакомым символом фунта стерлингов на верхней половине клавиш.
Рядом было расположено кресло, которое за время нашего путешествия стало «креслом Шейна». Обычно, сидя в нем, он диктовал мне занимательные истории, по крупице собранные в Ирландии.
В первый же день нашего путешествия Шейн старательно прикрепил скотчем фотографию Соколиного замка к стене над моим столом, и с каждым днем я все больше привыкала к нему. Помимо моей воли у меня возникло романтическое представление об этом месте, подкрепленное историей, которую разворачивал передо мной Шейн во время долгих праздных дней, пока наш корабль, плавно покачиваясь на волнах, пересекал Атлантику. Два дня штормило, это заставило нас провести больше, чем обычно, времени в салоне, работая над книгой и временами отвлекаясь за разговорами.
Шейн заинтересовался моими родителями, но я могла рассказать о них совсем немного. Ведь я не знала их.
Книга начиналась с истории Шейна Гордого, которая, как объяснил мне Шейн, должна была вестись от первого лица для ощущения большей реальности.
– Дед всегда говорил о Шейне Гордом, как будто знал его лично, – объяснил Шейн. – Я чувствую, что поступил бы несправедливо по отношению к ним обоим, если бы рассказывал в книге о своем предке в третьем лице. Моими устами он должен рассказывать о себе сам. Я честно предупрежу вас, когда у меня возникнет намерение присвоить себе его характер.
И в следующее мгновение он уже сделал это, так как мне пришлось печатать с бешеной скоростью, чтобы поспевать за его голосом, который ощутимо изменился, сделавшись ниже и медоточивее, чем обычно.
– Я, Шейн О'Нил, сын Кона Бакака О'Нила, впервые увидел дневной свет в год Господа нашего тысяча пятьсот тридцать второй. Я не один вошел в этот мир. В тот же самый день из материнской утробы вышла со мной сестра, с которой мы стали неразлучны.
Мои пальцы замерли на клавишах новенького «ремингтона», и дрожь охватила меня. Я взглянула на Шейна, он разительно переменился при этих словах, но не переставал диктовать. Через несколько секунд я заставила себя продолжить печатать, поспешно восполняя свое промедление и немного импровизируя, не изменяя сути.
– Мать умерла вскоре после нашего рождения, без ее благотворного влияния я рос заносчивым ребенком. Я всячески оберегал свою сестру и весьма гордился ее внешним обликом, который напоминал мой собственный так сильно, что создавалось впечатление, будто я вижу в ней своего двойника в женском образе.
Работая, я ощущала на себе обжигающий взгляд Шейна. Нажав на неверную клавишу, я продолжала печатать, не обращая внимания на ошибку.
– После смерти нашего отца я принял участие в древнем гэльском церемониале на священном камне, где повторил священные слова, когда мне на шею возложили золотую цепь. Я произносил клятву О'Нилов, в полной мере сознавая присутствие прекрасной Шейны рядом со мной.
Я застыла. В последний раз я слышала, как он произносил имя Шейны в полумраке церкви Святого Кевина. Тогда он по ошибке принял меня за Шейну – девушку, которая умерла четыреста лет назад! Возможно, его ввело в заблуждение обманчивое ощущение того, что он является новым воплощением Шейна Гордого. Уж не поверил ли он, что я и есть та самая Шейна, вернувшаяся к жизни в образе Касси Маги?
Эта фантастическая мысль показалась мне совершенно невыносимой.
– Шейн! – закричала я.
Он немедленно встал, янтарные глаза внимательно смотрели на меня.
– Мы достаточно поработали сегодня, – резко произнес он и, как мне показалось, усилием воли взяв себя в руки, отбросил от себя опасное прошлое, к которому ощущал ненормальную привязанность.
На следующий день мы не работали над книгой. Погода улучшилась, и появилась возможность прогуливаться по палубе. Мы провели здесь большую часть утра, смешавшись с другими пассажирами, расположившимися по левому и по правому борту лайнера.
– Мы составляем удивительную пару, – заметил Шейн.
Я обратила внимание, что несколько пар среднего возраста с праздным любопытством наблюдают за нами, когда мы проходим мимо их шезлонгов. Я снова подумала о Шейне Гордом, все больше убеждаясь в том, что Шейн О'Нил свято верит в свою неумолимую связь с жизнью далекого предка.
Возможно, я превратилась в своеобразную улику, с помощью которой он надеялся узаконить свое притязание на жизнь Шейна Гордого? Я чувствовала, что оказалась вовлеченной в роман далекого прошлого, моя посредственная личность все более перевоплощалась в прекрасную Шейну, сестру-близнеца Шейна Гордого. Всю свою жизнь я интересовалась прошлым, представляя себе исторических героев тех давних времен более величественными, чем мои современники, красивыми, мужественными и удивительно галантными. Такую галантность проявлял по отношению ко мне Шейн О'Нил все время, пока мы были вместе.
Я отодвинулась от него, ощущая опасность в самой себе. Жизнь с Шейном О'Нилом в Соколином замке представлялась желанным бегством от моего прошлого. Как далекая Шейна, я могла бы стать женщиной, обожаемой своим красивым братом, что вызывает жажду мести у его врагов, кем бы они ни были в наши дни. Я уже начала преображаться. С того дня, когда Шейн попросил меня распустить волосы, я обходилась без французского жгута. Теперь я заплетала волосы в гладкую косу, укладывая ее вокруг головы в царскую корону. И эту прическу тоже предложил Шейн.