– Разумеется, ваше благородие, – лекарь перебросил саквояж из руки в руку. – Вальтер Макарович сказал, что вашу тетушку беспокоят последствия ментальной травмы…
– Да, все верно. Я расскажу по дороге.
Ирэн увела Салтыкова наверх, а я остался наедине с Корфом и Алексеевым.
– Что ж, прошу в библиотеку, господа, – улыбнулся я и жестом пригласил их войти в боковые двери.
Слуга незаметно скользнул за мной и, удостоверившись, что на небольшом столике было все необходимое для небольшой трапезы, удалился.
– Спасибо, что так быстро привезли лекаря, Вальтер Макарович, – первым делом сказал я. – Ирину это очень утешит.
– Мы все переживаем за здоровье твоей наставницы, Михаил.
И все же, думалось мне, что именно Корф стал причиной трагедии, что произошла с Матильдой. Слишком уж он увивался возле Штоффов, что с его широким кругом обязанностей сочеталось с большим трудом. Причем я не замечал, чтобы там был какой‑то выраженный эротический интерес. Скорее отеческий. Матильда и Корф больше походили на закадычных друзей. И я остро чувствовал вину Пистолетыча всякий раз, когда они с Матильдой оказывались рядом. Эта вина, это сожаление словно витали в воздухе и казались неуловимыми, но остро их ощущал.
– Тогда перейдем к делу, – я жестом пригласил гостей рассесться и удивился тому, что уже вел себя в этом доме совершенно по‑хозяйски. Привык. – Насколько я понял, есть новости о Васильеве?
Алексеев метнул вопросительный взгляд на начальника, словно просил разрешения взять слово, и тот кивнул. Помощник извлек из кожаного портфеля тонкую папку – картонную, прошитую красными нитками – и передал мне.
– Что самое занимательное, Васильев тебе не солгал, – сказал Корф. – Он действительно являлся младшим дознавателем Тайного отделения.
– Тогда почему…
– Читай, – Пистолетыч указал на папку.
Я открыл папку и уставился на документы из личного дела. Увидел фотографию Васильева. Здесь он был на несколько лет моложе, в мундире при полном параде и на фоне имперского флага и герба. Официальное фото для личного дела. Пробежавшись по строкам, я вскинул брови.
– И правда. Но в Москве…
– Именно. В момент своего появления в Петрополе Васильев находился в официальном отпуске. О его планах в родных стенах, разумеется, ничего не знали.
Может тогда и аудиториумец был настоящим? Тогда появлялся смысл забирать пуговицу…
– Итак, мы имеем сотрудника московского филиала Тайного отделения, который спелся с неизвестным служителем Аудиториума, чтобы… Чтобы что? – уставился я на Пистолетыча.
Корф вздохнул.
– Этого я пока сказать не могу.
– Они следили за нами, Вальтер Макарович. И явно не собирались атаковать. Более того, у меня сложилось впечатление, что их, наоборот, прислали нас защитить. Васильев сказал про пулю – в нас стреляли. Затем встречная машина и мужик с “Колобками”…
– В вас и правда стреляли, – сказал Алексеев. – Автомобиль уже осмотрели специалисты.
– И Васильев явно хотел установить личность тех, кто на нас напал, – добавил я. – Иначе зачем ему записывать мои воспоминания на артефакт? И что с его автомобилем? “Сильвией”.
– Это его личный транспорт, – ответил Алексеев. – Автомобиль уничтожен.
Корф, так и не притронувшись к напиткам, подался вперед.
– Михаил, я вынужден снова просить тебя об услуге. О неприятной процедуре…
– Хотите считать мои воспоминания.
– Да. Чтобы проверить версии, нужно понимать, кем был второй. И нужно увидеть лицо нападавшего.
Примерно такой просьбы я и ожидал. И даже морально подготовился к очередной вспышке боли. Корф, в отличие от Великого князя, деликатностью не отличался.
– Согласен, – ответил я. – Но пока не начали, скажите, пожалуйста, а в Отделении действительно есть психометристы? Ну те, кто считывает образы с предметов…
Алексеев и тайный советник удивленно переглянулись.
– Откуда ты о них знаешь? Это очень редкая специализация. На стыке ментализма и артефактологии.
– Васильев упомянул. Сказал, намеревался показать пуговицу психометристам. Но мне думается, он просто хотел заговорить мне зубы. Или нет?
Мой вопрос, казалось, слегка озадачил Пистолетыча.
– Во всем Петрополе всего четверо таких специалистов высокого уровня, – медленно выговаривая слова, словно тщательно подбирал каждое, ответил он. – Один – член императорской фамилии, второй работает в Аудиториуме, а остальные служат у нас.
– Маловато для такого большого города, да еще и столицы, – удивился я.
– Мало кому конфигурация силы позволяет овладеть этим ремеслом. Кроме того, исторически сложилось, что психометристов обучают не в Петрополе, а в Константинополе. В южном Аудиториуме Магико есть целый факультет.
Всего четверо на всю Северную столицу…
– Странно. Ремесло ведь очень полезное.
– Но опасное, – возразил Пистолетыч. – И еще психометристы, увы, долго не живут. Во время работы им постоянно приходится принимать стимуляторы, чтобы разогнать сознание и увидеть больше, чем могут обозреть глаза. Во‑первых, это дорого. Во‑вторых, от подобного регулярного воздействия страдают и разум, и тело. Поэтому тридцать пять лет для психометриста – уже пенсионный возраст. Чем более редким даром мы обладаем, тем дороже за него приходится платить, Михаил. Мало кто соглашается добровольно укоротить себе жизнь.
– Но, выходит, у нас все‑таки есть возможность проверить какой‑нибудь объект у психометриста.
И тогда, получается, Васильев и здесь мне не солгал. Удивительно.
– Было бы что проверять, – мрачно отозвался Алексеев. – Пуговицу‑то забрали. А она могла многое рассказать…
– А если все же найдем владельца?
– Вот для этого я и прошу тебя позволить считать твою память, – напомнил Корф.
– Что ж, приятно, что мы мыслим примерно в одном направлении, – криво улыбнулся я и подошел к тайному советнику. – Приступайте к пытке, ваше превосходительство.
Алексеев уступил мне место на диванчике и тут же воспользовался возможностью уткнуться в телефон. Казалось, секретарь Корфа просто прирос к своему устройству. Вечно что‑то строчил, смотрел и отправлял.
Я сел рядом с Корфом. Менталист положил руки мне на голову.
– Помнишь, как помогать?
– Конечно.
Расслабиться и получать удовольствие, ага. Впрочем, стиль работы Пистолетыча не предполагал никакого кайфа. Стараясь не думать ни о чем, кроме вчерашних событий, я открыл разум и позволил силе Корфа скользнуть в мои воспоминания. Услужливо показал ему сцену погони, аварию и все, что было дальше.
В голове неприятно зудело. И хотя мозг не мог чесаться, мне очень хотелось его поскрести. Но на этот раз хотя бы обошлось без острой боли. Неужели я пообвыкся?
– Спасибо, Михаил.
Корф отнял руки и отстранился от меня. Я открыл глаза и поморщился от дневного света – почему‑то всегда после ментальных процедур глаза начинали болеть от всего яркого.
– Стало понятнее? – с надеждой спросил я.
– Жаль, что ты не смог как следует разглядеть того мужчину из Аудиториума.
– Шляпа закрывала лицо…
– Но теперь у нас есть хоть что‑то. Попробую дернуть за ниточки.
– А нападавший?
– Я его не знаю. А шерстить всех обладателей третьего ранга в империи проблематично и займет много времени. Но будем работать.
– Рад, что помог. Как понимаю, сперва вы начнете трясти связи Васильева?
Алексеев оторвался от телефона.
– Мы уже потрясли эту яблоньку. И она дала первые интересные плоды.
– Излагай, – приказал тайный советник.
Алексеев с сомнением покосился на меня.
– Уверены?
– Говори.
– Игорь Николаевич Васильев оказался дальним потомком знаменитого графа Васильева. Древний боярский род, возведенный в графское достоинство при императоре Петре Алексеевиче. Что занимательно, в гимназии он числился под фамилией Сильев, что позволяет предположить, что наш Игорь Николаевич имел… скажем деликатно, внебрачное происхождение.