Забрав из комнаты пакет с потерявший вид костюмом, я направился в обитель модистки Ефросиньи.
— Это Михаил, — постучав, сказал я. — Могу войти?
— Секунду, ваше сиятельство!
Из кабинета «стилистки» донеслись шорохи ткани, торопливый топот, какое-то невнятное бормотание, и через несколько мгновений Фрося открыла дверь.
— Доброе утро, ваше сиятельство, — улыбнулась она. — Чем могу помочь?
Я с виноватой улыбкой протянул ей сверток.
— Костюм был прекрасен. Но недолго…
— Таааак… — насупилась девушка. — Давайте оценим масштабы бедствия.
Развернув сверток на длинном заваленном всяким швейным хламом столе, она охнула.
— Господи-боже! Как же вы так умудрились…
— Газет, ты, как я понимаю, вы не читаете, — усмехнулся я.
— Сегодня еще не читала.
— Тогда вас ждет захватывающая история о перестрелке на похоронах. И я был ее участником.
Фрося тихо запричитала, рассматривая погубленный костюм.
— Нет, тут восстанавливать бесполезно. Ох, ваше сиятельство, беда-то какая…
— Я хотел извиниться. Мне правда все понравилось, и я старался его беречь. Но, увы, не вышло. Но работа была прекрасна.
«Стилистка» театрально вздохнула и сложила многострадальный костюм в пакет, подписала его маркером и убрала в какую-то корзину. Только успела снять запонки Матильды, которые я, балда, тоже завернул в складки ткани.
— Так, это вернется ее благородию… А костюм… — она подняла глаза. — Желаете новый? Будут предпочтения?
— Да мне как-то пока не к спеху… Да и пришел я не только за этим.
Фрося вопросительно на меня уставилась.
— Чем же я тогда могу помочь?
— У вас здесь есть компьютер?
— Да, конечно, — она кивнула на агрегат с большим пузатым монитором. — Старенький, но мне мощный и не нужен.
— А в сеть выйти сможете? Мне нужно кое-что отыскать, а сам не могу.
Фрося с сомнением взглянула на часы.
— С удовольствием помогу, но времени у меня мало.
— Минут пятнадцать. Пожаааалуйста!
Видимо, мне все же удалось состроить щенячьи глазки, потому как Фрося растаяла.
— Хорошо, ваше сиятельство, — она села за компьютер. — Что нужно найти?
— Мне нужна информация о баронах Лисницких, графах Голубевых и графах Соколовых.
— Ох, ваше сиятельство! Это займет немало времени.
— Мне хотя бы в общих чертах. Описание рода, гербы, чем прославились, генеалогическое древо, служба… Пока что поверхностно.
— Могу я поинтересоваться, зачем?
— Потихоньку изучаю высший свет.
— Странные вы фамилии выбрали для знакомства, ваше сиятельство. Но это не мое дело.
Фрося бегло застучала по клавиатуре, а я тем временем рассматривал причудливый агрегат. Похож на компьютер из конца «девяностых», только дизайн посимпатичнее. Почему-то в этом мире дизайн словно остался где-то между тридцатыми и шестидесятыми годами. Вроде и технологии вполне современные для моего мира, а внешний вид устройств был иным. И мне это, если честно, нравилось. Чувствовалась в этих вещах душа, мысль, надежность… Не одноразовое китайское однотипное говно, а основательная работа. Хотя, быть может, так было только для аристократов и их приближенных…
— Вы не могли бы отойти на несколько шагов, ваше сиятельство? — Попросила Ефросинья. — Помехи… Фонить изволите…
— Да, конечно.
Я переместился в противоположный конец кабинета и терпеливо ждал. Фрося била по кнопкам, ловко управляла подобием мыши — только девайс больше походил на маленький джойстик. Наконец, попыхтев над страницами, она повернулась ко мне с победной улыбкой.
— Кажется, я нашла то, что нужно. Есть специальный архив сведений о дворянских родах. Там есть все перечисленные вами.
— Будет очень нагло с моей стороны попросить вас все это распечатать?
— Ну как же я могу вам отказать…
— Вы — прелесть, Ефросинья! Моя спасительница.
Щеки девицы порозовели, и она, скопировав текст, отправила его на печать. Шумно заскрежетал принтер. Неужели матричный? Забавный все-таки мир. Но мне он и правда начинал потихоньку нравиться.
Фрося сложила листы стопкой и протянула мне.
— Извольте, Михаил Николаевич.
— Спасибо огромное. Я могу как-то отплатить за эту услугу?
Девушка заговорщически улыбнулась.
— Да. Придется вытерпеть примерку. Через пару дней будет готов костюм для церемонии смотра в Аудиториуме. Этот, — она бросила взгляд на корзину, — я делала по меркам и на глаз. Работать пришлось быстро. Но с новым такой трюк не пройдет. Ходит слух, что в этом году на смотр может прибыть сам император. Все должно быть безупречно.
Я вздохнул.
— Примерка? И только?
— Я знаю, что мужчины ненавидят возню с одеждой, — улыбнулась Фрося и поправила выбившуюся из-за уха светло-русую прядь. — Так что окажите мне услугу, ваше сиятельство. Я хочу гордиться своей работой.
— По рукам!
Распрощавшись со Фросей, я взглянул на часы. До сбора на занятие оставалось минут двадцать. Добравшись до комнаты, я включил свет и разложил распечатки на кровати. Должно же быть что-то общее. Должно. Если кто-то это заметил, значит, и мне нужно попытаться.
Фрося, умница такая, даже добавила немного форматирования. Сперва я решил пробежаться по родовому древу каждого рода. О своих предках я помнил достаточно — все же прежний Миша, хоть и был тем еще олухом, но память семьи чтил.
Затем пришел черед Лисницких — мало интересного. И правда, в Петрополе они не отличились ни скандалами, ни благими деяниями. С тех пор, как военная карьера перестала быть обязательной для аристократов, бароны, казалось, и вовсе перестали быть на виду. Несколько военных деятелей, один руководитель публичной библиотеки, несколько высоких чинов и присутствие в Сенате… Даже один художник нашелся.
У Голубевых было поинтереснее. Много общественной работы, меценатства — правда, преимущественно на Смоленщине. Но и в Петрополе отличились: я снова увидел упоминание о присутствии в Сенате.
Стоп.
Я снова перебрал листы и нашел нужные. Сенат, Сенат, Сенат… и примерно в одно время.
Пробежавшись пальцами по строкам, я достал из ящика стола карандаш и отметил всех, кто был в Сенате. Затем сопоставил временные промежутки…
Граф Владимир Николаевич Соколов (1891–1946) — секретарь Особой комиссии по вопросам ограничения применения Благодати I Департамента Правительствующего Сената.
Барон Лев Юрьевич Лисницкий (1875–1951) — член Особой комиссии по вопросам ограничения применения Благодати I Департамента Правительствующего Сената.
Граф Григорий Иванович Голубев (1888–1964) — член Особой комиссии по вопросам ограничения применения Благодати I Департамента Правительствующего Сената.
Я отложил карандаш.
Значит, все трое — были членами одной комиссии. А ведь во время первой встречи с Корфом отец упоминал, что наши предки ходатайствовали об ограничении применения Благодати…
Неужели это как-то связано со вчерашними событиями? Неужели кто-то мстил нам за это спустя сотню лет?
Глава 21
Коридор утопал в полумраке. Приглушенный свет настенных ламп придавал месту особый, почти мистический вид. Я медленно брел по гостевому крылу, и мягкий ковер делал мои шаги бесшумными. Казалось, особняк и вовсе утонул в тишине — словно весь дом вымер. И лишь звук песни где-то вдалеке напоминал мне о том, что я все еще был жив.
Пела девушка. Высоко, красиво, но слов я разобрать не мог. С переливами, словно заморская певчая птица. Потрясающе красиво — такого голоса я не слышал нигде и никогда — и все мое нутро отзывалось жаждой. Казалось, человек и вовсе не мог так петь.
Я шел на этот голос, оставляя позади витрины с коллекцией редкостей, картины, скульптуры. Песня манила меня, и я сам не заметил, как прошел парадную лестницу и углубился в господское крыло.