— Может, Ари всю жизнь пилил железные обручи, — ответил я. — Полагаю, долгими зимними вечерами это у них тут единственное развлечение. Найдут себе хорошенький прочный обруч, и пилят. Возможно, даже и ставки делают. А мои руки никогда не знали чёрной работы.
— Я понимаю… но, пожалуйста, постарайся, — сказала мне Изабелла.
Стиснув зубы, я схватил обруч и стал отодвигать подальше от обвислой кожи. Меня удивило, что несмотря на жару в пещере, она холодна как могила.
Дрожа от отвращения, я оттянул обруч так далеко от её спины, как сумел. Я понимал, что прорез надо бы делать на животе, но не хотел чувствовать на руках эту плоть. Чем скорее я сниму с неё обруч, тем лучше. Я принялся яростно пилить край обруча острым камнем.
Под обручем виднелась полоса кожи, жёсткая и грубая как подошва. Сколько времени она носила эту штуку? Я слишком хорошо знал, как железо натирает плоть, как врезается всё глубже с каждым лёгким движением. Я помнил горящие открытые раны на своих запястьях и лодыжках, оставленные неделями заключения в башне Белема. На корабле я прятал шрамы, пока они не зажили, под длинными рукавами камзола, однако, они и сейчас заметны.
Я принялся пилить энергичнее, потея, но не останавливаясь даже когда камень выскальзывал из руки, обдирая костяшки пальцев. Камень, залитый кровью Эйдис, теперь попробовал и мою.
Неожиданно передо мной всплыло лицо Сильвии, а руки теперь сжимали не железо и камень, а что-то мягкое и тёплое. Сильвия смеялась надо мной, дразнила, бросала вызов. Потом смех сменил иной звук, какого я от неё никогда прежде не слышал, даже когда она визжала в порыве страсти. Глаза Сильвии были широко открыты, но она больше не шутила со мной. На мгновение, лишь на миг, в её тёмных глазах мелькнуло что-то похожее на испуг. Шок, а потом — пустота. В этих глазах больше не было ничего, даже жизни.
— Почему ты остановился? — взволнованно спросила меня Изабелла. — Что случилось? Ты чем-то напуган?
Я покачал головой, перевёл дыхание и, подобрав выскользнувший из влажных пальцев камень, опять набросился на железо.
Не знаю, сколько времени мы работали. Фаннар возвращался поесть и снова ушёл. Несколько раз нам с Ари пришлось отдыхать. Пот градом катился с нас обоих. Даже питьё не приносило облегчения — хотя зачерпнутую в озере воду и оставляли охладиться, она почти не становилась прохладнее, а вкус у неё был ещё хуже, чем запах.
Я оглянулся посмотреть, как дела у Ари, и успел увидеть, как выломался последний кусочек обруча Эйдис. Он разомкнулся не больше, чем на ширину детского пальца. Должно быть, Эйдис ощутила, что обруч поддался, но не показала ни малейшего вида. Чтобы разогнуть сломанный обруч пошире и снять с Эйдис, нам вдвоём пришлось потянуть его в стороны, но теперь это вышло достаточно быстро.
Ари отошёл принести воды и стереть струящийся по лицу пот, и я тоже собирался к нему присоединиться.
Обруч Валдис был уже почти в том состоянии, когда ещё несколько ударов — и переломится, но я не успел закончить. Изабелла усиленно закивала, давая знак отойти, и повела меня в дальнюю часть пещеры под предлогом поискать ткань, чтобы стереть с глаз жгучий пот.
— Ты уже почти пропилил обруч, Маркос. А теперь оставь.
— Осталось совсем немного, — я потер руку, покрывшуюся синяками и порезами. — Железо по краям заржавело, а не то, думаю, я в нём и зарубки не сделал бы. Ари распилил обруч Эйдис. Я сделаю то же для Валдис, останется только разогнуть и снять.
— Нет-нет, прошу тебя, оставь Валдис так. Когда придёт время, мы легко разломаем обруч, но не сейчас. Обещай, что оставишь.
Голова Валдис повернулась в мою сторону. Она что-то выкрикнула, и это звучало не похоже на слова благодарности. Скорее, как нескрываемый гнев.
— А ты уверена, что она именно этого хочет? Что-то голос звучит нерадостно.
Изабелла прикусила губу.
— Эйдис хочет, чтобы было так. А она знает, что делает. Ты должен поверить ей… нужно оставить так. Может быть, ты устал.
Эти исландцы дурнее, чем бешеные собаки при полной луне, но спорить я не намеревался. Пальцы распухли, сделались как сосиски, и, сказать по правде, я не был уверен, что смог бы пилить и дальше, даже если она меня попросит об этом.
Потянувшись, я пошёл через душную пещеру к ведру с горячей водой. И тут же отшатнулся назад — пещера загрохотала, из озера вырвались струи вонючего пара, заполняя всё плотным белым туманом.
Раздался крик, но я не мог понять, чей. Должно быть, запотевшие стены пещеры чуть охлаждали накатывающий на меня пар, но дышать в нём стало почти невозможно.
Кричал Ари. В горячем дыму я не мог рассмотреть почти ничего, только расплывчатые фигуры людей, появляющиеся и исчезающие в тумане.