А я ничем не мог ей помочь. У меня не осталось на продажу ни крошки снадобья из мумии. И что тут поделать? Денег едва хватало на проезд мне самому. Я имею в виду, что собрался купить какой-нибудь еды в дорогу, и конечно, вина. Господи, ноги моей не будет на борту этой посудины без бочонка-другого вина, чтобы сгладить мои страдания. А потом, когда доберусь до Антверпена, я найду другой корабль, который увезёт меня в Португалию и…
И… кого я обманывал? Я не мог вернуться домой, в Португалию, если туда попадёт Изабелла. Те двое ублюдков из башни в Белеме узнают, что я не сдержал свою клятву, их люди схватят меня уже через час. Витор не вернётся, они поймут, что с ним что-то случилось, и без сомнения, обвинят меня в его смерти — в придачу ко всему остальному. Не знаю уж, какое наказание полагается за то, что я сбросил священника-иезуита в ледяную расщелину и оставил там умирать, но у меня было чувство, что за такое Инквизиция припасла свои самые изощрённые пытки. Нет, раз мне придётся столкнуться с таким, если Изабелла вернётся домой, то я предпочту жить в изгнании. Но, Боже мой, только не здесь, не на этом острове. На свете, наверняка, есть и более приятные страны, где я мог бы воспользоваться своими замечательными талантами.
Если бы добраться в Антверпен, я бы мог отплыть куда угодно, даже на золотой берег Гоа. А почему бы и нет? Почему бы, и вправду, туда не отправиться? Говорят, сокровища там валяются прямо на улицах, ждут того, кто их подберёт.
Я взглянул на Изабеллу. Она поглаживала грудку одного из белых соколов, перышки казались нежно-розовыми в свете пламени. В её глазах сверкали слёзы. Я вздохнул. Потом снял с шеи кожаный мешочек с деньгами и положил ей на колени.
— Вот здесь хватит на проезд на том корабле, и на другой, который отвезёт тебя в Португалию — если тратить бережно.
Изабелла подняла на меня изумлённый взгляд.
— Но я не могу это взять. Как же ты? Чем заплатишь за свой проезд?
Я небрежно махнул рукой.
— У меня есть другой кошелёк, вдвое тяжелее этого, я могу использовать его, когда захочу, но ещё не принял решение, возвращаться мне, или нет. Я решил остаться здесь на зиму. Не хотел говорить заранее, чтобы ты не боялась, что я тебя брошу. Помнишь, как Фаусто рассказывал нам об алмазах? Так вот, перед смертью он назвал мне точное место одной горы, где их можно найти. Он не хотел говорить о ней на корабле, опасаясь, что его могут опередить другие. Эти моряки всегда держат торчком свои большие волосатые уши. В общем, я решил отправиться туда, поискать алмазы. В некотором смысле, я даже обязан это сделать, в память Фаусто. Доказать его правоту. Я могу добывать камни всю зиму. В тех пещерах довольно тепло, там же я укроюсь от данов. А потом, когда наступит весна, я снова выйду наружу и найду корабль. К тому времени я буду богат, как сам король Себастьян.
— Но я не могу тебя бросить здесь, — на лице Изабеллы отражалась тревога. Видеть её было очень трогательно.
— Думаешь, я упущу возможность разбогатеть? — произнёс я с уверенностью, которой на самом деле не чувствовал.
— Я знаю, здесь нет никаких алмазов, — горячо сказала она. — Почему ты не можешь, хоть раз… — По её щекам покатились слёзы. — Спасибо, Маркос… спасибо за жизнь моего отца.
Я проводил Изабеллу на корабль рано утром, во время прилива. Мы пронесли соколов на борт в корзинках, спрятанных между клеток с курами. Соколы должны оставаться невидимыми, пока берега Исландии не скроются из вида. Когда она обернулась, чтобы попрощаться, я взял её за руку. Всё же я должен кое-что ей сказать.
— Изабелла, Витор не единственный иезуит, желающий твоей смерти. Немало людей озабочены тем, чтобы ты не вернулась домой, особенно с этими птицами. Я всем сердцем надеюсь, что ты попадёшь туда вовремя, и спасёшь своего отца. Но если сумеешь, ты должна мне пообещать, что не задержишься в Португалии ни на один лишний день. Садись на корабль, иди через горы, беги любым способом, и как можно скорее. Иначе тоже окажешься в подземелье, они уже всё решили.
Я не раз видел, как Изабелла была близка к гибели, и думал, что наблюдал её испуг, но в тот момент на её лице, появилось выражение глубокого ужаса и предчувствия беды, какого я никогда раньше не видел ни у одного мужчины или женщины. Она была в ужасе от того, что ей предстоит. Изо всех сил заставляла себя ехать обратно, когда каждая косточка тела, должно быть, кричала ей «не возвращайся».
Я проклинал себя за то, что отдал ей деньги, и это всё, что я мог сделать, чтобы не дать себе оттащить её от этого корабля. Но я знал, что даже это её не остановит.
— Нет, Изабелла, прошу тебя, не возвращайся назад.