— Что, донья Лусия? Нет-нет, вам не следует так говорить. Вы прекрасны. Думаю, во всех королевских дворцах Индии не найдётся драгоценного камня, который мог бы затмить бриллианты, сверкающие в ваших глазах.
Она нахмурилась. На минуту мне показалось, что я зашёл слишком далеко, и она сочла это насмешкой. Но тут донья Лусия подарила мне игривый взгляд, какой, должно быть, когда-то заставлял мужчин бросаться ради неё на разъярённого быка.
— Вы и в самом деле так думаете, сеньор Рикардо?
Мы говорили о рискованном предприятии, о длинном путешествии, об оснащении экспедиции. Я рассказал, что нашёл подходящий корабль — «Санта Доротея», достойное и благочестивое имя — и самым лестным образом описал огромный опыт капитана. И наконец, подвёл беседу к цели — значительной сумме, которая потребуется для такого путешествия. Я уверял, что донье Лусии не найти более надежного и прибыльного способа вложения денег.
— Знаете, когда я в последний раз вернулся с Гоа, я выручил в шесть раз больше, чем вложил в экспедицию, и могу только сожалеть, что не могу инвестировать ещё больше на этот раз…
Донья Лусия нахмурилась так, что две полоски чёрной мышиной шкурки, которые она наклеила вместо собственных сбритых бровей, сошлись посередине лба.
— Но вот чего я не пойму, сеньор Рикардо. Если вы выручили такую огромную прибыль в последней экспедиции, почему бы не использовать эти деньги для финансирования следующей поездки?
Я смущённо склонил голову.
— Сожалею, но почти всё потрачено. Друзья говорят, что я сделал глупость, но, увы, уже слишком поздно.
Я незаметно покосился на донью Лусию, и увидел, как она вскинула голову.
— Должно быть, у ваших друзей больше здравого смысла. Конечно для молодого человека просто глупо бесцельно расточать своё состояние. Уверена, вас разорили женщины, игры и пьянство. Именно так мужчины обычно расстаются со своими деньгами.
Я позволил ей распекать меня. Чем сильнее она осудит меня сейчас, тем бóльшую вину ощутит потом. А когда мужчина или женщина чувствуют себя виноватыми, они стараются смягчить угрызения совести, и дают куда больше денег, чем намеревались.
— Что, сеньор Рикардо, неприятные слова? — продолжала она. — Вы только что были так красноречивы. Стыдитесь признавать правду?
— Я согласен, вы правы, донья Лусия. Перед вами презренный и несчастный человек, не сумевший исполнить сыновний долг. Понимаете, дело в том, что заболел мой бедный дорогой отец. Я возил его ко всем лучшим лекарям, покупал все предписанные ими лекарства, стараясь спасти его жизнь — редкие травы, толчёный жемчуг в вине, тонизирующие и очищающие средства. Один врач посоветовал чистый холодный воздух, и я заплатил носильщикам, чтобы те доставили отца в горы. Другой сказал, что горный воздух вреден, и вместо этого отцу следует купаться в морской воде, и я снял на море самые лучшие апартаменты. Но всё безрезультатно. К несчастью, он умер. Он надеялся на меня, а я не сумел вовремя найти для него лечение. — Я склонил голову, чтобы скрыть слёзы, и прошло несколько секунд прежде, чем я смог продолжить. — Нежное сердце моей доброй матушки было разбито. Её ужасало будущее — у меня пять незамужних сестёр, которым нужно приданое, чтобы найти достойных мужей. Я не мог допустить, чтобы бедная женщина страдала от этой ноши. Поэтому все свои деньги, что оставались после лечения отца, я отдал матушке, чтобы обеспечить её и малюток-сестёр. Да, мои друзья правы, и я глупец, поскольку сам остался почти без гроша, но что же мне было делать?
Я горестно вздохнул, и Пио, который был хорошо обучен, протянул крошечную лапку, погладил меня по щеке и самым трогательным образом положил голову мне на плечо.
Донья Лусия испустила почти такой же горький вздох, как и я, и, следуя примеру Пио, погладила мою руку.
— Ах, как трагично! Но вам не следует ни в чём винить себя. Вы сделали всё, что могли. Вы были драгоценным сыном для отца и братом для сестёр. Вы просто святой! Ни одна мать на свете не пожелала бы лучшего.
Хорошо бы моя мать оказалась здесь, услышала, как меня назвали святым. Тогда она поняла бы, что есть в этом мире люди, способные оценить мой талант.
Но, пожалуй, всё же хорошо, что её не было, не то она могла бы оспорить некоторые незначительные детали моей истории. То, что я наполовину сирота — чистейшая правда. Вы же не думали, что я стал бы врать на этот счёт? Но моя мать сказала бы, что старика убил стыд за моё беспутное и порочное поведение. По-моему, довольно-таки несправедливое обвинение.