Выбрать главу

Следующее, что он помнит — голова закружилась, и вдруг потянуло в сон. Он свалился, потерял сознание и очнулся на следующее утро связанным… Я заметил, в вольере вы держите много банок с травами и флаконов со снадобьями.

— Как и всякий сокольничий, — растерянно ответил отец. — Если птица заболеет или с ней что-то не так, это нужно сразу лечить. Но вы узнали, кто отравил мальчика?

— Это должен быть кто-то, обладающий обширными знаниями о травах, кто отлично знал, как усыпить парня на несколько часов, чтобы тот не поднял тревогу, и кто знал, чем отравить птиц, да так, чтобы те погибли быстро и сразу. Верно, сокольничий?

Прежде чем отец успел ответить, офицер схватил его за плечо и прижал лицом к грубым каменным плитам двора. Один из солдат, скучавших у стены, наконец, вступил в действие и крепко связал запястья отца за спиной. Офицер подтолкнул его к распахнутой двери.

— Вам ведь известно, что случается с сокольничими, когда те по беспечности теряют ценную птицу? У них вырезают кусок из груди весом с ту птицу. Таково наказание за то, что позволил птице улететь. А представляешь, сокольничий, что сделают с тобой, намеренно убившим любимых птиц короля? Как думаешь, сколько весит та пара соколов? Думаю, когда с этим покончат, плоти в твоей груди не останется, да в тебе и нет столько мяса. Может, остальное вынут из твоей милой жёнушки, или из твоей хорошенькой дочки.

Белем, Португалия

Рикардо

Подход — приближение к соколу после того, как тот совершил убийство.

— Альваро, Альваро, просыпайся, ленивый пёс!

Камни с грохотом ударили в разбитые ставни моего окна и застучали по деревянным половицам. Пио испуганно заверещал и залез на шкаф.

Я со стоном перевернулся, пытаясь открыть глаза, но тут же сразу зажмурился от яркого утреннего солнца.

— Альваро! Я знаю, что ты там!

Снова полетели камни, один больно ударил меня по спине, заставив, наконец, сесть. Лишь через несколько мгновений до меня дошло, что швыряющийся камнями идиот обращается ко мне.

Я так привык за последние дни к имени Рикардо, что почти забыл, что я Альваро, по крайней мере, для живущих в этом грязном квартале Белема.

— Альваро!

— Слышал, слышал! Иду я! — заорал я. — И прекрати кидаться, недоумок! Ты выбьешь мне глаз.

Я вылез из кровати и подошел к окну. Горло обожгла изжога от вчерашнего дешевого вина, и я закашлялся, высунувшись посмотреть, кто беспокоит меня в этот недобрый час. Как можно вставать до полудня, я никогда не мог понять. На кой черт нужно утро, объясните мне? Таверны закрыты, шлюхи не отпирают дверей, так ради чего вставать?

Я выглянул вниз, на улицу. Она заполнилась толпой, люди теснились, стараясь не задевать друг друга своими бочками и корзинами. Женщины балансировали на головах лотками фруктов или кувшинами с водой, мужчины держали живых кур, бьющихся в руках, ослики покачивались под тяжестью, нагруженные корзинами или огромными тюками сена.

И посреди всей этой суеты неподвижно стоял один человек, глядя вверх, на моё окно. В него врезались, толкали вперёд и назад, ругали за то, что стоит на дороге, но он ни на кого не обращал внимания.

Он был тощий, с мясистыми ушами, торчащими меж его прямых волос как ручки графина. Я с трудом вспомнил в нём одного из слуг на постоялом дворе. Как там его — Феликс… или Филипе?

Он звал меня, яростно размахивая руками, как будто пытался отогнать осу. Но я не собирался спускаться вниз, пока не узнаю, чего ему надо. Может, паршивый трактирщик послал его за деньгами, что я задолжал? Или я и этому Филипе должен денег? Я не мог вспомнить, но мне не раз случалось сделать ставки после слишком многих стаканов, а потом забывать про это. Если говорить честно, я должен бы был признаться — мне много раз рассказывали, как я вытворял в пьяном виде такое, о чём не имею ни малейшего воспоминания. Однако, этот мир полон лжецов.

И как я всегда говорю, если человек не может вспомнить, как делал ставку, значит, он был не в состоянии её сделать. Если собираешься обманывать пьяного, не жди, что он честно отдаст долг, когда протрезвеет.

Я осторожно выглянул в окно и крикнул вниз:

— Чего тебе надо?

— Там твоя… Сильвия. Ты должен пойти.

Моё сердце заколотилось о рёбра.