— Сильвия но… Подожди. Мне нужно одеться. Я быстро.
Я знал! Знал, что Сильвия станет умолять взять ее обратно. И не из-за денег, она ведь еще не знала, что я их заполучу. Она вернулась, потому что любит меня, даже обожает, и поняла, что не может жить без меня, так же, как и я без нее.
Конечно, она выставит какие-нибудь условия, она же гордячка. Заставит пообещать, что я так больше не буду — что бы там я, по ее мнению, ни наделал — и я поклянусь могилой матери. Но мы оба знаем, что она не послала бы этого парня за мной, если бы не решила вернуться.
Я собрал с пола разбросанную грязную одежду. Хотя я одевался со всей возможной быстротой, не обращая внимания на то, как выгляжу, это простое дело заняло целую вечность. Руки так дрожали, что я беспомощно путался в завязках и застежках. Я даже умудрился нацепить штаны задом наперед, и пришлось снова стаскивать их.
Я подошёл к двери и тут мне на плечо прыгнул со шкафа Пио, намереваясь, как обычно, пойти со мной, но я осторожно смахнул его на кровать.
— Нет, Пио, не сегодня. Ты остаёшься здесь.
Сильвия не особенно хорошо относилась к Пио. Он имел привычку без предупреждения прыгать ей на спину и дёргать за волосы. Особенно его радовало, когда у Сильвии были заняты руки и она не могла защититься.
Однажды я едва не задохнулся от смеха, глядя на её борьбу с Пио, я сделал ошибку, сказав ей, что он делает так лишь потому, что она визжит, и если не обращать внимания, ему это надоест. По-моему, в тот раз она швырнула в меня мой обед, а имена, которыми Сильвия называла невинную маленькую обезьянку, не стоило бы повторять даже в портовой таверне.
Поэтому мне показалось разумным придержать Пио в сторонке, пока Сильвия не согласится вернуться. Он сделал ещё бросок ко мне, рассерженно вереща, но я быстренько прикрыл дверь у него перед носом прежде, чем он успел выскользнуть, и, сбегая по лестнице, слышал, как он завопил от злости.
Филипе ждал меня, присев на корточки у стены. При моём приближении он быстро поднялся, ещё раз взволнованно махнул мне рукой и зашагал вперёд по узкой улице так ловко пробираясь в толпе, что пару раз я едва не потерял его из вида.
В конце улицы я повернул к таверне, полагая, что Сильвия ждёт меня там, но почувствовал, что меня тянут за рукав совсем в другую сторону.
— Сюда, она там, возле порта, — сказал Филипе.
Я послушно бежал за ним. Значит, она нашла приют где-то у берега. Но чья же это постель? Я знал, она не в одиночестве провела эту неделю, и чувствовал уколы ревности.
Кто он? Какой-нибудь потный здоровяк из порта, сплошные мускулы и никаких мозгов? Один из тех вкрадчивых музыкантов, что играют в тавернах и подмигивают девушкам, или моряк-иностранец с полным карманом золота? Может, потому она и захотела снова меня увидеть, что корабль любовника ушёл?
Я понял, что крепко сжимаю кулаки и, похоже, что-то яростно бормочу себе под нос — какая-то женщина средних лет с корзиной рыбы на спине вжалась в стену, пропуская меня, и подняла руки, чтобы защитить лицо, будто решила, что я собираюсь напасть. Я улыбнулся и кивнул, но она бросилась прочь, испуганно оглядываясь через плечо. Я старался успокоиться. Нет смысла выспрашивать Сильвию, где она была или с кем, это только вызовет новую драку. Нам обоим лучше не упоминать об этом. Я должен целовать её, обольщать и ухаживать. Она так хотела — быть в центре внимания, чувствовать себя самой желанной женщиной на земле. Такой она и была.
Боже, в паху у меня пульсировало от одной только мысли о ней. Прошла неделя с тех пор, как мы были вместе, и моё тело желало её сильнее, чем пьяница жаждет вина. Теперь я представлял её голой, только с амулетом в виде глаза Бога на покрытой капельками пота груди. Она оседлала меня, спина изогнута, глаза закрыты, губы раздвинуты в крике, мои руки сжимают тонкую талию, поднимаются к нежной округлой груди. Я был так поглощён этой картиной, что прошёл бы мимо хижины, если бы Филипе опять не схватил меня за руку.
— Она здесь, внутри.
Он указал на убогий деревянный сарай, сколоченный из старых почерневших от дёгтя корабельных шпангоутов, и принесённых морем досок, выбеленных, пепельно-серых от морской соли. Дверной проём прикрывал кусок потрёпанной мешковины, снаружи на бочках сушилось несколько сетей. Камни вокруг хижины были покрыты ржавыми пятнами высохшей рыбьей крови и усыпаны пустыми ракушками мидий.
Обычная рыбацкая хижина, убежище, где сушат сети и чистят улов. Здесь воняло рыбьими кишками, просоленными водорослями и кошачьей мочой. Нетрудно будет уговорить Сильвию покинуть эту крысиную нору. Как бы ни был прекрасен приятель-рыбак, её пыл остынет как морской ветер, если приходится проводить время в такой хижине.