Потом мы вышли во внутренний двор. Красные черепичные крыши зданий почти полностью укрывал туман, но я достаточно часто их видела и знала, что они там, как и два огромных конических дымохода, уносивших в небо пар и дым от ревущих кухонных очагов, чтобы не попадали в окна королевских покоев.
Стук тарелок и звяканье железа на кухне и в конюшнях смешивались с нежным журчанием множества фонтанов, расположенных перед палатами, но их звуки доносились до меня как бестелесные призраки. Спешащие по делам слуги выныривали из тумана и снова исчезали в нём. Некоторые бросали на меня взгляды, но тут же отводили глаза. Кажется, я видела одного из мальчиков, работающих в вольере, но заметив меня, он метнулся за угол, как будто боялся сглаза.
Внезапно, солдат потащил меня в сторону, за дом — мимо прошли два его товарища, а он, кажется, не хотел, чтобы нас заметили. Потом снова повёл меня вперёд.
На территории дворца в дальнем углу стояла квадратная белая башня. Солдат нырнул в низкий дверной проём и направился по узкой винтовой лестнице вверх. Мы подошли к толстой тяжёлой двери. Он втолкнул меня внутрь и захлопнул дверь у меня за спиной.
Я остановилась, так напуганная, что не могла двинуться, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь в полумраке комнаты. Окон не было, только небольшие бойницы в стенах, так высоко, что не дотянуться, и такие узкие, что выбраться через них наружу могла только певчая птичка. Тонкие лучи света едва освещали балки высоко над моей головой.
С тех самых пор, как забрали отца, я рисовала в воображении ужасы, которые могут скрываться за подобной дверью, но, когда глаза привыкли к сумраку, с облегчением увидела, что в комнате нет ничего кроме длинного деревянного стола, на обоих концах которого стояли два кресла с высокими спинками.
Место выглядело нереально обычным. Однако, стоя там, я ощутила, как в тело впивается холод от каменных стен и начала понимать, что для страха не всегда нужна боль.
Дверь снова открылась, и солдат заглянул внутрь.
— Я сменил того охранника, но он скоро вернётся, так что поторопитесь.
Должно быть, охватившее меня недоумение было написано на моём лице — солдат вошёл в комнату.
— Ваш отец попросил меня привести вас сюда. Он хочет повидать вас. В любой день его увезут в Лиссабон, другой возможности может и не случиться. Ну же, поторопитесь.
— Я думала, вы пришли арестовать меня.
Он улыбнулся.
— Ваш отец не хотел, чтобы ваша мать знала, что он послал за вами. Он хочет видеть вас, не её. Думаю, это единственный способ сделать так, чтобы она не последовала за нами. Получилось, верно? Клянусь, вы думали, что окажетесь в цепях. — Солдат довольно ухмыльнулся, как будто хвастаясь удачной шуткой.
Я попыталась улыбнуться — он явно ждал восхищения собственной изобретательностью — но лицо застыло. И пока я шла вслед за ним назад, вниз по лестнице, ноги ещё дрожали.
Когда мы спустились на уровень двора, солдат огромным железным ключом отпер другую дверь и, бросая встревоженные взгляды наружу, через арку, сделал мне знак войти.
— Когда будете спускаться — смотрите под ноги, камни там скользкие. Вечная сырость.
За дверью лестница продолжалась вниз, в подземелье. Наконец, я оказалась в длинном коридоре, освещённом лишь факелами, укреплёнными на грубых каменных стенах. В нос ударила вонь экскрементов, мочи и гниения, стены почернели от плесени.
Солдат провёл меня мимо нескольких низких дверей с железными решётками.
Я не могла удержатся, чтобы не бросать сквозь них быстрые взгляды, но в камерах было слишком темно чтобы разглядеть, кто или что внутри, хотя что-то там было — я слышала шорох соломы и что-то, похожее на слабые стоны, но невозможно сказать, животные это или люди.
Солдат остановился в самом конце прохода, выбрал из огромной связки другой ключ и вставил в замок. Должно быть, замок заржавел — ему пришлось поворачивать ключ обеими руками. Он кивнул мне, предлагая войти, потом затворил дверь и опять повернул ключ.
Мне с трудом удалось выпрямиться в крошечной квадратной камере. Её освещал лишь огонь факела, проникавший из коридора через железную решётку, и сначала я почти ничего не могла различить, только смутное пятно на фоне стен.
— Изабелла, дорогое моё дитя! Он привёл тебя. Я боялся, что не приведёт.