Донья Офелия была женой судейского чиновника, и отец убедил её стать моей компаньонкой, поскольку сам вынужден находиться рядом с юным королём. Я хмуро таращилась на её массивный зад, пока она ловко протискивала свои обручи между стоящими на возвышении скамьями.
Передвигаясь по улице, я до сих пор изо всех сил старалась, чтобы юбки не мешали идти прямо, пыталась не сбить ребёнка или не потащить за собой бродячую собаку, и распугивала голубей по пути.
Донья Офелия уселась, и почти сразу же снова встала, прошла вдоль скамьи подальше, села и снова вскочила, сменив полдюжины мест, пока не уверилась, что выбрала то, откуда самый лучший вид не только на площадь, но и на королевский помост сбоку от нас.
Напротив нас возвышался огромный алтарь с толстыми жёлтыми свечами, и чем-то ещё — полагаю, крестом, накрытым тяжёлой чёрной тканью.
Скамьи вокруг нас быстро заполнялись семьями придворных, городской знати и богатых торговцев. Простой народ Лиссабона собирался по двум другим сторонам площади и заполнял ближние улицы. Воздух колыхался от волн болтовни и смеха, рёва уличных торговцев, разносивших вино или прохладный шербет. А для тех, кто проголодался, предлагались апельсины, оливки, сыр, миндаль, заварные пирожные, жареные сардины и ароматный горячий хлеб, прямо из печи.
Монахи и священники пытались отгонять торговцев, твердя, что аутодафе должно сопровождаться постом, но стоячая толпа была настроена получить удовольствие, и неодобрение священников её не останавливало.
Донья Офелия щёлкнула пальцами, привлекая внимание одного из разносчиков, который сдавал в аренду хорошо набитые подушки. Она отвергла первую предложенную, и перемяла почти дюжину, пока не выбрала пару, достойную наших сидений.
— В некоторых из этих подушек больше комьев, чем на мощёном дворе, — заявила она. — Ты же не хочешь получить одну из таких, на которые села вон та жирная свинья, — она указала на женщину, сидевшую на две скамьи ниже нас, тощую, как гончая, в сравнении с самой доньей Офелией.
Наконец-то удобно устроившись, она удовлетворённо вздохнула, извлекла длинный веер и принялась энергично обмахиваться, хотя утреннее солнце едва показалось над большими домами.
Над крышами и балконами по всей площади развевались флаги Святой инквизиции. На каждом изображён ярко-зеленый крест, а по бокам оливковая ветвь и меч — дабы уверить каждого, что инквизиция — это в равной степени и прощение, и суд, снисхождение и наказание.
Я оглядывалась, стараясь увидеть отца, и, наконец, заметила в толпе придворных позади королевского помоста. Он слегка склонил голову, слушая болтовню соседа. Сам он говорил мало, как и всегда. Мать твердила, что он дурак, потому что не лезет вперед и не пытается завести влиятельных друзей, которые помогут ему подняться.
Донья Офелия пихнула меня в бок и указала на королевский помост. Перед ним стояла линия стражников в настолько начищенных доспехах, что в них отражались волосы из их собственных носов. От любого их движения по площади, как стрекозы, разлетались солнечные зайчики.
— Там король Себастьян, — донья Офелия чуть приподнялась, чтобы лучше видеть. — Смотри, как царственно он держит головку. Благослови его Господь. Бедный малыш, все королевство лежит на его плечиках. Но он станет сердцеедом, помяни мое слово. Когда он родился, астрологи говорили, что каждая благородная дама в мире будет падать к его ногам. Будто без звезд это непонятно. Кто же не захочет быть его королевой?
Я выглянула из-за мужчины, сидевшего впереди. Маленький белоголовый ребенок на огромном позолоченном троне, в котором и любой взрослый мужчина казался бы карликом. Крошечные ножки в красных кожаных сапожках, стоят на вышитом пуфике.
Я никогда раньше не видела его в королевском одеянии или таким чистым. Трудно поверить, что это тот же мальчишка, что вылезает из вольеров, весь в птичьем дерьме и крови после кормления соколов кусками сырого мяса.
Но на лице короля сегодня не было восторженного внимания. Он ерзал и перегибался через подлокотники трона, смотрел на солдат внизу, будто сам предпочел бы стоять с мечом, чем сидеть на троне.
Прямо перед ним стояли два священника в тяжёлых чёрных рясах. Один из них нагнулся, прошептал что-то королю, и мальчик резко выпрямился, видимо, повинуясь приказу сидеть смирно. Я впервые видела этих двоих в свите юного короля, и они, в отличие от остальных придворных, явно не выказывали почтения к юному Себастьяну.
— Вон те два священника, — шёпотом спросила я донью Офелию, — кто они такие?
— Это новые наставники короля. Иезуиты, весьма благочестивые. Сражаются против дьявольской ереси протестантов. Я слышала, они держат юного короля в строгости, как подобает. — Она поджала красные губы и одобрительно закивала. — Мальчиков, даже королей, следует приучать...