Пауза. Ксюша, зыркнув на Нину Борисовну, подбегает к столику с бабушкиными лекарствами и достает сразу несколько пузырьков. Все происходит молча. Через минуту Головайко нарушает молчание.
ГОЛОВАЙКО. Извини, Алена… я зашла сказать, чтобы в субботу ко мне на день рождения…
СОКОЛОВА. Не приду. Нет.
ГОЛОВАЙКО. Я хотела в последний раз всех собрать, чтобы все сказать… все… и всем…
СОКОЛОВА (пьет капли). Уже… сказали… уже… наговорились…
Денис срывается с места, подбегает к бабушке сзади и бьет ее кулаком в спину.
ДЕНИС. Сдохни, сука!
ГОЛОВАЙКО. Ай! (Оборачивается, отталкивает внука.) Ты что — ошалел?
ДЕНИС. Ты меня не толкай, я — не холоп! (Бьет на таран бабушку головой в живот.) Лопни!
СОКОЛОВА. Денис! Денис!!
КСЮША. Деняяя! Деняяя!!
Мать и сестра оттаскивают взбесившегося Дениса от бабушки. Ненашинская бессмысленно сучит ногами и руками по воздуху.
Головайко, согнувшись от удара и держась за живот, молча уходит.
ДЕНИС. Я ей врезал. Я всем врежу.
СОКОЛОВА. Тих-тих… тих… (Поит сына валерьяновыми каплями.) ну-ка… не проглоти только бутылек…
КСЮША. Проглотишь — тебя будут разрезать, чтобы вынуть.
СОКОЛОВА. Будут ниточками тебя зашивать… как мамин желчный… а потом нитки гниют в пузе, а гной выходит в полости…
Денис затихает.
Сцена 15
Кухня. Через некоторое время те же и Анастасия Кирилловна.
НЕНАШИНСКАЯ. Ксюшечка, подстриги мне ноготочки, пожалуйста.
КСЮША. Мне надо идти — Денис подстрижет!
ДЕНИС. Куда это тебе нужно?
КСЮША. Слушать погоду, а потом вызывать врача.
ДЕНИС. Хочешь, я за тебя послушаю и вызову?
КСЮША. Ты все перепутаешь: вызовешь погоды и послушаешь врача, потому что ты — ненормальный. (Исчезает.)
СОКОЛОВА (Денису). Давай не ленись! Бабушка для вас тоже делала.
ДЕНИС. Когда?
СОКОЛОВА. Когда вы маленькими были.
ДЕНИС. Почему всегда для меня делали, когда я был маленьким и когда я ничего не помню?
СОКОЛОВА. Потому что ты тогда еще не был подлым. А сейчас для тебя ничего делать не хочется.
НЕНАШИНСКАЯ(протягивает руки). Подстриги, Деня.
ДЕНИС. Сейчас… (Берет кусачки.) Давай…
Денис стрижет бабушке ногти.
НЕНАШИНСКАЯ. Сил у меня совсем нету… износилась я… для вас…
СОКОЛОВА (вскрикивает). Для кого ты износилась? Для меня износилась? Когда мы с Андреем поженились, как ты меня вытуривала? Помнишь? Сначала его мать меня вышвырнула, потом — ты.
НЕНАШИНСКАЯ. Я… не…
СОКОЛОВА. Ты говорила, что примак здесь не нужен! А теперь ты у него дома сидишь! Ты ради Дениса никогда и ничего не сделала! Только с Ксюшей еще возилась, а с ним — никогда.
ДЕНИС (оторопев). Нет… ты просто не помнишь, наверное… ты маленькая была…
СОКОЛОВА. Как ты меня выпроваживала, помнишь? Я с Ксюшкой гулять пошла, а ты к отцу с рюмочкой — знала, что он после рюмочки добреет. Говоришь, мол так и так, давай их вытурим отсюда, пусть на квартиру уезжают.
НЕНАШИНСКАЯ. Неправда… ты не могла знать… ты гуляла.
СОКОЛОВА. А я тогда вернулась за смесью для Ксюши и все услышала. У меня ведь тогда мастит был — грудь разрезана! Кормить не могла, из бутылочки всё!
НЕНАШИНСКАЯ. Такого не было! не было!
СОКОЛОВА. А как вы с отцом дрались! Такого тоже не было? А как я вас ребенком разнимала? Этого тоже не было? Он меня об стенку как шарахнул, что у меня кровь из головы брызнула. Я ее потом сама с косяка отмывала тряпкой! Куском отцовой фланелевой… а она ведь не впитывает…
ДЕНИС. Мама! мама! Это тебя дед Сережа так бил?
СОКОЛОВА (садится). Да… да… дедушка твой…
ДЕНИС. Но его ведь Бог наказал: он написался и с моста упал. Он ведь утонул? Так ему и надо! Так и надо!
СОКОЛОВА. Что?! Откуда ты знаешь?!
ДЕНИС. Бабушка когда-то рассказала…
СОКОЛОВА (матери). Зачем ты ребенку это говорила? Он же больной — будет кричать по ночам!