Наблюдая за происходящим, Джульет вздохнула. Вот и ей бы так отпихнуть в сторону свою проблему и уйти. Будучи автором романтических романов эпохи регентства, она считала своим долгом предоставлять читателям легкое развлечение: оборачивала взаимное влечение молодого англичанина, жившего, по ее замыслу, двести лет назад, к такой же выдуманной молодой англичанке таким сгустком загадочного пустословия, что читатель, открыв книгу на первой странице, начисто терял чувство времени, забывал о своих личных проблемах до тех пор, пока он или она в конце романа не возвращались в реальность посвежевшими и отдохнувшими.
Но подобного эффекта удавалось достичь далеко не всегда. Трюк состоял в том, чтобы придумать такую пару молодых людей, взаимные привязанности и противоречия которых были бы, с одной стороны, вымышленными, а с другой — достаточно узнаваемыми, чтобы можно было взбить их в пену. Прошлым летом, когда у нее появился замысел книги о целомудренном застенчивом герое, идея казалась ей крайне привлекательной — герой соответствовал жанру и в то же время был новым. За десять лет или что-то вроде этого, прошедших с тех пор, как Джульет придумала себе псевдоним, обратившись таким образом к карьере писательницы, которая освободила ее от преподавательской деятельности, она занималась исключительно персонажами, ищущими любовных утех. Изящно, разумеется, элегантно, порой и тайно, — но, несомненно, ищущими.
Предполагалось, однако, что сэр Джеймс Эптли Клендиннинг будет поклонником совершенно иного толка. Поклонником предельно изысканным, который сдерживается не только ради того, чтобы не оскорбить чувств избранницы, но еще и потому, что глубоко усвоил постулаты церкви и свято верил, что единению плоти должно предшествовать единение душ. Сэр Джеймс должен быть титулованным помещиком, энтузиастом новых способов сельскохозяйственного производства, которым в скором времени суждено навсегда преобразить английский ландшафт. В его поместье не будет места бездельникам. Здесь фактически должен царить дух примерного мальчика. Вместе с тем само это хозяйство должно стать привлекательным для проницательной женщины, которая желала бы его владельца, и, разумеется, должно служить превосходным фоном для любовной интриги.
А может быть, и нет… Стиснув зубы и прижав лоб к холодному стеклу, Джульет смотрела поверх своего промерзшего балкона на опустевший тротуар и убеждала себя в том, что придуманный ею сэр Джеймс Клендиннинг, как персонаж будущего романа, был превосходен. Она как автор могла бы головой ручаться.
Но в качестве отправной точки повествования, в качестве стимула, побуждающего к творческой работе, этот герой оказался, что называется, ни Богу свечка, ни черту кочерга. У Селены Уокингшо, леди с идеалистическими взглядами, мечтавшей выйти за него замуж, еще до окончания второй главы истощился весь запас способов привлечь к себе внимание благородного господина. Так же, впрочем, как и у Джульет. Если бы участники романтических событий эпохи регентства могли думать о подобных вещах (о чем они ни в коем случае думать не могли, иначе дальше поцелуев дело у них не пошло бы; но, увы, по причинам, которые скорее имеют отношение к двадцать первому веку, нежели к девятнадцатому, подлинная сексуальность была им неизвестна, разве что косвенно), Селену Уокингшо можно было бы простить за то, что она решила, будто сэр Джеймс гомосексуалист. О чем он только думал, когда игнорировал любой намек, любую попытку соблазнить его? И почему это должно ее беспокоить? Сама Джульет начинала его ненавидеть.
И все же…
Она глубоко вздохнула, оставив на стекле туманный отпечаток в виде амебы. И все же Мюррей Лэндис, детектив нью-йоркской полиции, чье поразительное целомудрие (во всяком случае, по отношению к Джульет) главным образом и вдохновило ее на создание образа сэра Джеймса, генерировал прошлым летом в ее сознании множество сюжетов. Тогда, в результате определенных событий, им пришлось вместе расследовать убийство в балетной труппе. Проблема состояла в том, что те частные сюжетные линии фактически ничего ей не дали. Она видела Мюррея лишь несколько раз той страшной осенью, осенью 2001 года, когда жители Нью-Йорка, просыпаясь по утрам, надеялись на то, что падающие башни были лишь ночным кошмаром, а полностью проснувшись, начинали понимать, что настоящим сном были годы, предшествующие падению башен, а сами они просто сомнамбулы в полном опасностей мире. Они с Мюрреем встретились на слушании в суде дела об убийстве в балетной труппе и еще раз случайно увиделись в картинной галерее. Однажды Лэндис попросил ее помочь разгадать таинственное убийство в научном центре на Уэст-Энд-авеню.