Представляется, что всю свою жизнь Сократ действительно пытался познать самого себя, однако это познание касалось не столько его собственных интеллектуальных, волевых и нравственных качеств и возможностей, сколько имело целью ответить на вопрос: почему этим самым познанием самого себя стал заниматься именно он, Сократ?! Точнее, так: «Почему на призыв пифии познать самого себя откликнулся именно он, Сократ, а большинство других людей занимается чем угодно, кроме этого самопознания?».
И поиск ответа на этот вопрос, по мнению Сократа, являлся ключом к пониманию сущности человека и общества вообще; ведь понимание того, почему же люди отличаются друг от друга, как раз и сможет объяснить все те события, что происходят в человеческом обществе, в том числе и механизм взаимоотношений между обществом и разумным индивидом. К тому же, сам процесс познавания этого настолько интересен, что уже сам по себе может становиться смыслом жизни. И потому в платоновском «Горгии» Сократ говорит: «Допытываться, каким должен быть человек и каким делом должно ему заниматься, и до каких пределов и в старости и в молодые годы, — не самое ли это прекрасное из разысканий?» [16].
Теперь необходимо прояснить авторскую позицию. Говоря о личности Сократа, следует напомнить, что это был первый философ, который стал профессионально рассуждать об этике и устройстве человеческого общества. Материалистически понимая историю, мы обязаны задать как минимум два вопроса: «Почему первым этическим и социальным философом стал именно Сократ?» и «Каким образом это стало возможно именно в творчестве Сократа и именно в то время и в том городе, в котором все, собственно говоря, и случилось?».
Ответить на второй вопрос сравнительно просто: После всех тех открытий, что были сделаны натурфилософами Анаксимандром, Анаксименом и Анаксагором, математиками школы Пифагора, атомистами в лице Левкиппа и Демокрита, диалектиком Гераклитом и историком Геродотом, в середине V века в самом просвещенном городе Эллады — Афинах сформировалась устойчивая и самовоспроизводящаяся группа интеллектуальной элиты, которая вследствие своих творческих открытий и достижений впала в некоторую эйфорию, символом которой можно считать высказывание Софокла в «Антигоне»: «Много есть чудес на свете, человек есть всех чудесней!».
Характеризуя эту довольно пеструю группу, следует еще раз подчеркнуть: в отличие от деятельности различных мыслителей и
изобретателей предшествующих веков и тысячелетий, когда они появлялись эпизодически и непредсказуемо для всех окружающих, оставались одиночками, творили без особого к себе интереса со стороны общества и при этом находились под постоянным контролем жречества, интеллектуалы Эллады середины V века до н. э. имели ряд существенных преимуществ.
Например, они:
— благодаря технологической революции (массовому применению дешевого железа) и применению рабского труда, располагали тем самым досугом, который прямо способствовал развитию творческих способностей человека, давал для этого свободное время;
— осознали себя как особую группу людей, занимавшихся чем–то принципиально отличающимся от всего того, чем занимались простые обыватели вокруг;
— благодаря созданию государственных школьных систем и наличию персонального ученичества у наиболее выдающихся интеллектуалов, сумели создать настоящий интеллектуальный конвейер, систему интеллектуального самовоспроизводства, целевого выращивания будущих интеллктуалов из наиболее расположенных к этому занятию представителей свободного юношества;
— творили в атмосфере живейшего общественного интереса к своей деятельности и открытиям, в атмосфере эллинской состязательности — агонистики;
— до наступления определенного периода времени практически не испытывали какого–либо идеологического давления как со стороны жречества, так и со стороны государства и общества в целом.
И вот вся эта интеллектуальная группа, выросшая на сложной питательной смеси из эллинских традиций досуга, массового применения железа и демократии и уже почти свято уверовавшая в то, что человечество семимильными шагами движется к Прогрессу, к торжеству разумного, доброго и вечного, и уже вот–вот до всего этого дойдет… вдруг, неожиданно для себя, словно натыкается на стену общественного раздражения и непонимания!