Более того, в платоновском «Горгии» содержится еще одно особенно пронзительное по своей сути высказывание Сократа, которое, в силу своей остроты, судя по всему, также является принадлежащим самому Учителю. Ведя очень серьезную дискуссию с философски подготовленным молодым человеком Калликлом, Сократ получает от него упрек в том, что его постоянная философская занятость и увлеченность опасна тем, что из–за этого Сократ совершенно не разбирается в законах полиса и потому в любой момент его могут схватить, посадить в тюрьму, обвинить в совершении таких преступлений, каких он на самом деле не совершал, а в итоге даже казнить.
И вот в ответ на это, Сократ произносит следующее: «Я знаю, Калликл, что вы занимались философией вчетвером: ты, Тиссандр из Афидны, Андрон, сын Андротиона, Навсикид из Холарга. Однажды я слышал, как вы держали совет, до каких пределов следует продолжать занятия философией, и верх взяло мнение, что особой глубины и обстоятельности искать не надо, и, наоборот, вы призывали друг друга к осторожности: чтобы незаметно себе не повредить чрезмерною мудростью» [2].
Таким образом, не вдаваясь в рамках этой главы во все нюансы общения между интеллектуальной элитой и обществом в целом, пока просто зафиксируем: увидев своими глазами судебное преследование и изгнание Анаксагора, Сократ четко отдавал себе отчет в опасности естественнонаучной и философской деятельности. И судя по всему, именно это осознание опасности, в сумме с тем, что еще молодой Сократ явно не стремился преждевременно, по чьему–то доносу, уходить из жизни, в какой–то мере и обусловило тот имидж максимально безобидного человека, который был избран для себя Сократом.
Постоянное стремление Сократа держать себя в прекрасной интеллектуальной форме, разумеется, проявлялось в том, что в своих ежедневных спорах он почти всегда одерживал победы. Из–за этого, по сообщению Диогена Лаэрция, философа нередко колотили и таскали за волосы, а еще того чаще осмеивали и поносили; но он принимал все это, не противясь. Однажды, даже получив пинок, он и это стерпел, а когда кто–то подивился, он ответил: «Если бы меня лягнул осел, разве стал бы я подавать на него в суд?»
[3].
Справедливо предположить, что эта крайняя незлобивость Сократа, плохо сочетающаяся с его героическим поведением во время военных кампаний, была ничем иным, как способом самосохранения философа, живущего в окружении тех, кто по своей косности и необразованности в любой момент мог начать преследования того, кто оказался бы не только самым умным, но и агрессивным и потому представляющим общественную опасность. Имидж безобидного чудака, с нашей точки зрения — не более чем масхалат, спецодежда, сознательно одеваемая Сократом для того, чтобы представляться обществу социально безопасным и раньше времени не повторить судьбу Анаксагора.
Время показало правильность избранной философом стратегии. Нарочитая безобидность Сократа, проявляющаяся буквально во всем — начиная от его бедности, скромной одежды, крайне бесконфликтной манеры общаться и готовности общаться с представителями любых сословий, иностранцами и даже рабами, явно способствовала тому, что сравнительно долгое время философ не воспринимался афинским обществом как что–то несущее в себе потенциальную угрозу. До какого–то момента он мог представляться чем–то вроде городского чудака, который что–то там познает, ведет подчас любопытные дискуссии, но при этом не занимается физикой, не лезет в космогонию и не рассуждает о богах. Эта особенность восприятия Сократа как безобидного чудака, судя по всему, и помогла ему так долго прожить в Афинах без каких–либо судебных преследований. И перелом в благожелательно–нейтральном общественном восприятии Сократа в негативную сторону, судя по всему, был связан с несколькими моментами и событиями:
1. С началом активной деятельности Сократа по проверке граждан Афин на наличие божественных интеллектуальных способностей, причем эта деятельность чаще всего и больше всего была направлена на афинскую молодежь. Именно акцентирование общественного внимания на этот аспект жизни Сократа в комедии Аристофана «Облака» в 423 году до н. э. впервые сгустило напряженность вокруг личности первого афинского философа.
2. С выходом на политическую сцену одного из первых учеников Сократа Алкивиада, который после своих первых политических успехов и резкого возвышения оказался замешан в скандале, связанном со святотатством, а в 414 году до н. э. вообще предал Афины и перешел на сторону Спарты.