— Как хоро… — начала обрадованная Хайрийя. Но, увидев чуть позади купца и шамана вооруженного гурта, невольно воскликнула, вскинув руку: «Осторожно! Гурт!» И была удивлена, что ни торговец, ни шаман даже не оглянулись.
— А ты говорил: «Знаме-ения! Знаме-ения неблагоприятные!», — передразнивая почему-то шамана, сказал Килсан, обращаясь к нему с какой-то непонятной угрозой в голосе. — Видишь, как хорошо все складывается. И сокровища при тебе, и женщина тебе достанется, если, конечно, не будешь жадничать и выкупишь ее у меня.
— Почему я должен ее выкупать? — воскликнул Салямсинжэн.
— Потому что она — моя добыча, я ее вытащил из ямы, и медведя я напугал. Потому что к Азамурту тебя приведу тоже я.
— Но Тармака заманил я, — настаивал на чем-то шаман, что-то для себя выторговывая.
Все еще не понимая, что происходит, Хайрийя, услышав про Азамурта и отца, торопливо вскричала:
— Азамурта нет! Его убили Анмар с послом, который тоже погиб. Надо скорее бежать в городище, сказать отцу, чтобы Баш-ир возвращался со своей охраной и матерью к гуртам. Он теперь вождь гуртов.
— Откуда в городище охрана Баш-ира и его мать? — с сомнением спросил Килсан, с усиливающейся тревогой понимая, с кем он встретился недавно у берега. Его подлый и быстрый ум строил уже коварный план, как из сложившейся ситуации извлечь свою выгоду.
Хайрийя рассказала, что услышала от мужа и что он просил передать отцу. Видя побледневшие и напряженные лица шамана и купца, она все больше проникалась недоверием к собеседникам, которых сопровождал еще этот гурт, внимательно и подозрительно прислушивающийся к ночным шорохам в лесу. Гурт начал проявлять признаки беспокойства и что-то коротко сказал Килсану.
Немного подумав, Килсан кивнул на шамана и сказал что-то гурту, на лице которого появилось выражение, не оставляющее сомнения о его намерениях. Салямсинжэн, то ли поняв смысл сказанного, то ли интуитивно догадавшись, трусливо и жалобно стал бормотать:
— Что ты? Что ты? Тебя бы принесли в жертву. Я же тебе жизнь спас! — умоляюще вскричал шаман, бросившись на колени перед торговцем. — Я же помог тебе сбежать, а еще заманить и поймать Тармака. Мне ничего не надо… все забирай… здесь много… все сокровища племени. И ее забирай… — показал он на женщину, окаменевшую от прозрения. Шаман, растирая руками черную землю по мокрому от слез лицу и стоя на коленях, дрожащими руками торопливо срывал с плеч кожаные мешки и протягивал их торговцу. Ползая у ног купца, по-волчьи выл, тоскливо и одиноко, старался поймать своими жирными губами носки его грязных сапог и поцеловать их. Из одного мешка, упавшего набок, вывалились драгоценности, и что-то откатилось в сторону. Предмет привлек внимание Хайрийи, и, приглядевшись, она узнала зеркало, подаренное несколько лун назад купцом Килсаном. После того страшного ночного видения Хайрийя пожертвовала его в сокровищницу храма святой покровительницы Калтась. Сделала это с двойной радостью, потому что чувствовала, что подарок купца не понравился Анмару, тогда еще только жениху. И казалось, как давно это было… Она ногой отшвырнула зеркало в яму. Мысли о муже придали ей силы. Она, обессилевшая от пережитых событий и от страшных своих догадок, смогла устоять на ногах, когда гурт рывком поставил Салямсинжэна на ноги и подвел к яме. Она не видела, как гурт хладнокровно, словно резал скотину, убил шамана и столкнул тело в яму, на медведя. Хайрийя закрыла глаза и услышала оборвавшийся нечеловеческий вопль шамана, полный предсмертной жути. Покончив с шаманом, гурт стал помогать купцу укладывать в мешки драгоценности. Килсан что-то рассказывал воину, и тот время от времени издавал приглушенные звуки, похожие то на удивление и страх, то на одобрение. Хайрийя, беспомощная, стояла, не зная что ей делать. Бежать не было уже сил, да и бессмысленно, ибо ее теперь не стали бы даже догонять, а не спеша убили бы из лука или броском дротика. Килсан и гурт торопливо укладывали, временами замирая и прислушиваясь к шуму леса, рассыпавшиеся сокровища, которые никак не умещались в мешки. Раздраженный, воин быстро поднялся, подошел к узелку, стоявшему чуть поодаль, резко дернул его к себе. Узелок развязался, и из него вывалился какой-то черный предмет, с глухим звуком ударившийся о землю и, слегка подпрыгнув, покатившийся к ногам Хайрийи. Она в испуге отпрянула. У ее ног лежала окровавленная голова… отца — вождя Тармака, и смотрела на нее остекленевшими мертвыми глазами. Тут силы покинули Хайрийю.