— Этот… может… — начал было оживший полковник бодрым голосом, но осекся…
— Десять подъемов на этом километре, — скомандовал маршал.
Все понимали, что это затрудняет и замедляет бег: надо успевать поражать мишени. На 21-м подъеме под общее ликование Иванов успел уложить две мишени. И счет сравнялся. 21 подъем и 21 сбитая мишень. Дальше проще, и к началу 5-го километра осталась одна-единственная непораженная мишень. Точно по центру, напротив бегущего. С этим было все ясно.
— Эх… хе… хе, — вздыхает дедушка и бормочет так тихо, что с трудом различаю, — …всегда, когда расслабишься… нельзя расслабляться… война… молодой был…
— Последнюю мишень поднять за 30 метров до его финиша, — приказывает посветлевший маршал и по тону понятно, что он доволен увиденным, не жалеет о проигрыше и считает, что спор уже завершен, хотя Иванову осталось пробежать еще около 300 метров и поразить одну мишень. Но времени у него достаточно, а мастерства, всем понятно, ему не занимать. Так, наверно, думал командующий, когда, отдав бинокль, начал собираться навстречу сержанту, поглядывая на часы. Но вдруг в районе 18 минут послышались то короткие, то длинные какие-то истеричные очереди.
«Сбрасывает лишние боеприпасы, чтобы бежать было легче, вот пижон», — уже без злости подумал маршал и, повернувшись к бегущему, замер от удивления. Иванов, не останавливаясь, стрелял по мишени, которая и не думала попасть в разряд пораженных.
— Мишень не убирать! — резко прозвучал громкий голос командующего. Стало удивительно тихо, как бывает обычно по утрам, когда выпадает первый снег.
— Все! — невпопад и неизвестно чему радуясь, доложил адъютант. — 5 километров за 19 минут 37 секунд и не поразил одну мишень.
Пулемет Иванова, стрелявший каким-то странным тупым звуком, словно в ствол забилась земля, замолчал как раз в тот момент, когда он добежал до отметки финиша. Яростный крик Иванова разорвал тишину, будто по шву рвут жесткую ткань гимнастерки. Это был крик не торжества, триумфа, но и не крик отчаяния.
— Кхе… кха… кху… — закашлялся дед и стал мотать головой, будто стараясь отмахнуться от назойливых мух.
Я знаю и люблю своего дедушку, это какие-то неприятные и тягостные мысли ему не дают покоя. Приступы «кашля» у него начались после похорон бабушки.
— Прости… молодой был… не доглядел… — непонятно у кого-то горестно просит прощения дед. И опять, после долгой паузы, продолжает рассказывать, но так тихо, что я еле различаю его слова, из которых с трудом восстанавливаю картину происшедшего.
Все увидели, что Иванов перекинул пулемет за спину и, не останавливаясь, продолжал мчаться к мишени, на ходу доставая гранату. Оставались последние секунды по договору. Бросок гранаты, на мгновение сержант прижался к земле. Мишень, поднятая по приказу маршала и не убранная, от взрыва превратилась в чучело, но не падала. Все видели, как Иванов, вытащив нож, кинулся к ней и, добежав, стал в бешенстве крушить ее уже ножом.
— Вот теперь все, — сказал маршал, взглянув на адъютанта и не скрывая своего удовольствия. Но тут произошло нечто странное. Иванов, расправившись с мишенью, в том же темпе, потный, с ободранным при падении и грязным лицом, с гримасой ярости бросился в направлении маршала. Офицеры столпились, собираясь защищать командующего, который стоял спокойно, ибо лучше своих офицеров понимал, что Иванов покушаться на его жизнь не собирается. Если бы он этого хотел, незачем ему было бы к нему бежать. Он мог дать очередь из своего пулемета — и все было бы кончено. Такому стрелку попасть не составило бы никакого труда. Понимая это, он отстранил офицеров и пошел навстречу сержанту, блуждая в догадках.
«Ну промазал один раз, устал, руки тряслись, оружие чужое», — думал маршал, пытаясь предугадать возможные истоки и причины возбужденности набегавшего на него Иванова.
Дедушка стал как-то нервно кутаться в плед. Хотя солнце уже скрылось за горизонтом, но дневная духота еще не спала. Некоторые лучи скрывшегося солнца упирались в редкие кудрявые кучи облаков, подсвечивая их каким-то неестественно розовым светом. Остальные растворялись в зеленовато-синей выси, в которой пока пряталась надвигающаяся и падающая из глубин космоса на Землю темнота.
— Иванов резко свернул… Промчался мимо удивленных офицеров и маршала… Он перепрыгнул через какие-то пустые ящики из-под патронов. Только и увидели на лице грязь, кровь и ссадины. Никто ничего не понял… Кхе… кха… кху… Я… понял первый… звуки выстрелов… побежал в каптерку… А он в служебку… дверь ногой… хрясть…