Случайности
Держись прощения, побуждай к добру и отстранись от невежд.
Лис, услышав от Маленького принца, что на его планете нет охотников, обрадовался. Но когда узнал, что нет и курей, воскликнул: «Нет совершенства в мире!» Есть: зло зеркально. Души умерших не могут вмешиваться в нашу жизнь, что-либо подсказывая, они лишь связывают события, которые мы творим сами. За любое зло, умышленное или случайное, неумолимо приходит расплата: упадешь, кошелек украдут, появится склочник-коллега, не дадут премию, с балкона сдует белье, кошка пропадет, заболеют дети, станешь инвалидом, случится пожар, заморозки погубят яблони — что-нибудь да будет. Разнообразие расплаты непредсказуемо и бесконечно. Потому эти связи нам непонятны и недоступны. Все равно когда — рано или поздно, но расплата будет. Если с нами случается большая или маленькая неприятность, мы должны знать, что это за что-то содеянное нами. Обязательно. Можно себя обманывать, но законы бытия — не обманешь. Наши неприятности и беды — расплата за содеянное нами. Такова метафизическая связь цепи событий мироздания. Нарушение этого порядка приведет к разрушению мира. Если хотите, это карма — космический закон воздаяния по злозаслугам, который не может не выполняться. Чтобы уберечь себя от зла (маленького и большого) необходимо постоянно контролировать свои действия. Избегая злых дел, мыслей, слов и чувств, сделаешь свою жизнь спокойной, ровной и радостной. В этом нам помогают души наших умерших родителей. Такой ад и рай ждет всех нас: искать способы защиты наших детей от неумолимого наказания, от которого мы не можем их спасти, но можем найти как можно удаленный эквивалент содеянному ими злу. Люди эту доброту и заботу принимают за случайность.
Справедливый дележ
Баба Ганя — сегодня самая старая в деревне. Но память у нее — молодые позавидуют. Как-то вспомнила почти смешную историю про Ефросинию Непутевую. С этого и разговор пошел, говорили, что непутевость — она от лености и сонливости. Коль человек рано встает, он все успевает. А Фрося любила поспать, да и сладко поесть не дурой была. Вот и разладилось у нее хозяйство. Отец ей оставил столько добра, а она уже ходила побиралась. Гнали ее в шею, потом жалко становилось, помогали, подавали кто что мог. Потом началась революция. Пошли слухи, что у богатых будут отбирать и бедным раздавать. Приободрилась и Фрося. И стала досаждать соседу, который ее корил за лень и обжорство. Настал, как она считала, ее час:
— Говоришь, изба у меня развалится, — злорадствовала она, — ну и что, вон у тебя комната пустует, отберут и мне дадут. — И весело хохотала, предвкушая скорую радость и торжество бедности над трудягой соседом. И доводила своими разговорами о переделе имущества состоятельных соседей в пользу бездельников честного и трудолюбивого Ивана до бешенства. Увидев на улице трясущую большим обвислым животом Фросю, Иван забегал домой и закрывал двери, ругая на чем свет стоит и Фросю, и такую власть, которая собирается поощрять бездельниц. Но страхи тонкой змеей вползали в душу. А Фрося распалялась изо дня в день в ожидании скорого пришествия миссии. Улучив момент, забегала в дом Ивана и, указывая на висящие на вешалке шубы, гордость хозяина, говорила: две шубы висят, зачем одному две, скоро одна моя будет. У богатых скоро будут отбирать и бедным отдавать!». Иван выдавливал эту огромную тушу из своего дома, и если дело не доходило до смертоубийства, то только потому, что студенеобразная Фрося проявляла невиданную прыть, увидев, что Иван схватился за ножку табуретки. Так прошли два, три, пять лет. Неизвестно, перестал ли Иван бояться, но на разговоры Фроси больше так бурно, как это было раньше, не реагировал. Да и в голосе ленивой, но прожорливой Фроси оптимизма по поводу скорого перераспределения богатства зажиточных в пользу бедных тоже поубавилось. Но когда началась коллективизация, старая идея Фроси приобрела новую силу, надежды загорелись жарким костром. Греет не только солнце на небе, но и идея, даже ложная, внутри нас. Фрося ходила именинницей, а Иван как в воду опущенный. У кого праздник, а у кого и похороны — нормальная жизнь, как всегда. У кого старые надежды, а у кого старые страхи. Сотрясающуюся Фросю можно было увидеть и услышать на всех собраниях и митингах, она была в первых рядах устанавливающих Советскую власть в деревне. Даже для кумача президиума отдала свое красное платье, которое хотела пустить на половую тряпку. Активность Фроси была солью на душевную рану Ивана. Но постепенно Иван опять почувствовал, что никто не собирается отбирать одну из его шуб, чтобы отдать ее толстой и ленивой соседке. Возникла надежда, что новая власть — это власть, защищающая работников, мастеров, а не бездельников и болтунов. Сообразив это, Иван повеселел. Заметив это, Фрося стала беспокойной и настороженной. Одна радость была у нее: дочь, бывшая в служении, вернулась с двумя пуховыми подушками. Когда раскулачивали ее хозяина-еврея, она сумела укрыть и присвоить себе эти подушки, с которыми и вернулась теперь домой. Вся деревня знала, что эти самые лучшие подушки в деревне — большая гордость и радость бездельницы Фроси, которая без устали всем рассказывала, каким был нехорошим бывший их хозяин, и какая хорошая власть, которая отобрала их у него и отдала бедной дочери Фроси. Ивана почему-то она стала избегать, а у того не было причин и желания лишний раз встретить ее. Все осталось по-прежнему: шубы у Ивана, покосившаяся изба у Фроси, если не считать появление двух новых подушек большой деревенской новостью. Так и жили, пока не приехали в деревню уполномоченные по размещению государственного займа, который обязаны были добровольно купить все. Платить можно было по частям. Но это мертвому припарка, если нечем платить. Иван отдал одну из шуб, а у Фроси силой отобрали обе подушки. Невозможно пересказать все вычурные выражения трясущейся в разные стороны Фроси, которыми она осыпала попеременно то Бога, то Советскую власть. И с тех пор перестала вдруг Фрося по оставшейся неизвестной причине говорить о справедливом дележе богатств. Когда ее об этом спрашивали, лишь чертыхалась и смачно сплевывала через левое плечо.