Антисфен, дрожа, зажал уши, крикнул:
- Я не хочу тебя слушать!
- Теперь уж вы должны выдержать, милые мои.
Платон сказал:
- Говори, Сократ. Мы хотим слышать все. Хотим понять тебя.
Сократ не стал возвращаться к Ликону - с ним ведь дело обстояло так же, как с двумя предыдущими.
- Афины! - вздохнул он. - Я должен подумать о них, как любезно напомнил мне Критон. Все мы должны думать о них. А вот ты, Критон, о них-то и не думаешь. Ты посылаешь меня к своему другу в Фессалию. Отлично. Но весь тот полис враждебен Афинам и их устройству. Не приходило ли тебе в голову, что там будут смеяться над глупостью афинян: они-де хотели отравить самого мудрого своего гражданина, который советовал им, как достичь блага, а вот мы почтили его царской роскошью... Не приходило тебе в голову, как эти зломыслящие станут похваляться, что они лучше афинян, а их государственное устройство выше нашего? И чтобы я стал поводом для этого?! Чтоб я на старости лет сделался огнем, который обожжет мою родину?!
Сократ не мог продолжать. Оперся рукой на ложе. Под ладонью скользнули оливки, влажные, холодные.
Критон устало проговорил:
- Как видно, я напрасно пытался спасти тебя, дорогой...
Мирто поднялась со скамьи. Подбежала к тюремщику:
- Пусти меня туда! Заклинаю Зевсом... Пусти!
- Ты что, рехнулась?
- Я должна там быть! Я люблю его!
Тюремщик загадочно усмехнулся:
- Я тоже его люблю.
- А стоишь столбом... Там происходит что-то страшное, я узнала его голос...
- И поняла?
- Поняла - тяжко ему... Я должна быть с ним! Я люблю его...
- Погоди-ка! - Он отстранил Мирто, прислушался.
Сократ вытер руку о платок, в котором ему принесли оливки, и не ответил Критону.
Глаза Аполлодора наполнились слезами, он запрокинул голову, чтоб они не пролились:
- Месяц тому назад я так радовался, что ты придешь ко мне взглянуть на свой мраморный бюст... Мне так хотелось узнать, что ты скажешь... А теперь ты, ты сам...
Сократ смягчился:
- Не терзай себя этим, милый. Не так уж важно, чтоб я увидел себя; пускай другие увидят, каким смешным выглядел человек, занимавшийся столь серьезным делом, как человеческая душа. - Погрузив пальцы в кудри Аполлодора, он легонько подергал их. - Но, надеюсь, твой резец не солгал. Не переделал ли ты мой приплюснутый нос и выпученные глаза в согласии с Поликлетовыми наставлениями о пропорциях идеального человека?
Аполлодор недовольно бросил:
- Что мне до Поликлетовых образцов, до его прилизанного Дорифора! Ты мне нравишься такой, как есть. И такого я тебя изваял.
- Такого урода?! - захохотал Сократ.
Никто не засмеялся его шутке.
- Слышишь? - сказал тюремщик Мирто. - Сократ шутит. Он весел, а ты что тут вытворяешь? Увидишь - все кончится хорошо.
- Он будет жить? - вырвалось у Мирто.
- Умолкни, сумасшедшая! Не знаешь, что ли, где ты?! - взъярился тюремщик, но шепотом добавил: - Будет жить.
Критон и остальные пали духом. Сократ опроверг все их доводы в пользу бегства. Оставалась одна надежда: на Платона. Он обещал помочь Критону. Что же он медлит? Видно, нарочно оставляет свое слово под конец, как опытные ораторы, подумал Критон. И обратился к нему прямо:
- Наш лучший оратор почти ничего еще не сказал.
- Да, да, Платон! - подхватили друзья.
Платон действительно оставил свое слово напоследок.
- Вы, друзья, похвалою своей свалили на меня тяжесть словесного поединка с Сократом, сами же перевели дух. Его доводы серьезны, достойны мудрейшего. Они затворили вам уста. Затворяют они уста и мне, а вы заставляете меня говорить...
Он вперил взгляд в Сократа.
- Приняв чашу смерти, ты потрясешь Афины и всю Элладу. Твоя смерть, Сократ, будет деянием. Она будет венцом твоей жизни. Тобой будут восхищаться простые люди и цари, а на твоих неправедных обвинителей, живых и мертвых, воздвигнутся многие и многие, простые и образованные. Они сочтут для себя честью защищать тебя - буду защищать тебя и я.
У Сократа побежали по спине мурашки. Заглатывает меня - и, может, совсем заглотает, а я уже буду безгласен против этой его апологии...
Платон продолжал:
- По-моему, есть только одна причина, Сократ, ради которой ты должен постараться уйти от такого венца: твоя миссия - миссия учителя жизни. Все твои доводы заслуживают нашего уважения, но ничто из них не сравнится с возвышенностью этой твоей миссии, перед нею все должно отступить. Спрашиваю тебя, дорогой, разве не будет прекрасным и добрым пожертвовать ради этой миссии всем остальным?
Сократ слушал его внимательно. Отодвинулся от Аполлодора, который все время льнул к нему, - отодвинулся, чтоб юноша не мог заметить, как он начинает дрожать, и поставил между ним и собою кружку с вином.
- Взываю к твоей любви к человеку, - слышал Сократ голос Платона; повернулся к нему лицом. - Взываю к твоей неистребимой жажде делать человека лучшим, более добродетельным, более счастливым. Где б ни поселился ты, голос твой долетит до Афин, ибо дело не в силе твоего голоса, а в силе твоих идей.
Аполлодор отодвинул кружку и, склонив голову на плечо Сократа, прошептал ему:
- Спаси себя!
- Ты будешь не первым, кто покинул наш город, - продолжал Платон. Вспомни! Не ты ли помогал бежать Анаксагору? Отвергая теперь нашу помощь, не вступаешь ли ты в противоречие с этим?
- Спаси себя! - молил Аполлодор.
А Платон говорил:
- Правда, недолго прожил после этого Анаксагор, но он успел принести еще много пользы философии. Почему же ты не хочешь больше быть ей полезным? Ты, который сам говоришь, что мы лишь в самом начале исследования человека... - Натиск Платона усиливался. - Большая часть того, что нам надо познать, еще впереди, она так далека, что почти еще неразличима, - а ты, наш учитель, хочешь покинуть нас, вместо того чтобы нас вести? Учитель - я не уверен, что без тебя мы будем так же сплочены, как при тебе!
Взгляд больших глаз Сократа, прикованный до этого момента к губам ученика, поднялся теперь к его глазам. На мгновение стихла словесная схватка, перенеслась в поединок взоров.