- Теперь будет танцевать Коринна.
Коринна встала, распустила свои черные волосы и вышла на середину лужайки. Сократ попросил Главка наиграть мелическую песню в три стопы.
Нежно, подобно нимфе, пробуждающейся ото сна, Коринна начала танец, мелко переступая босыми ножками. Дважды приподняв ногу и сильно притопнув, девушка плавно закружилась, ритм танца становился все отчетливей и тверже. Каждый наклон тела уравновешивался движением руки, на каждый поворот головы отзывались ладони и пальцы. Стройные ноги переступали ритмично, перекрещивались, открывая многогранную красоту своих форм; и по мере ускорения ритма Сократу, который так и пожирал глазами танцовщицу, все явственнее казалось - тут танцует не одна, тут две танцуют, двоятся сладостные движения ног и тела - нет, кажется, целых три девы пляшут передо мной!
Клянусь Гераклом и его дубинкой! Три плясуньи, одна другой прелестней, это же мои три Хариты! Три Хариты, заклятые в теле одной Коринны! Да ведь так еще лучше, чем я думал!
Сократ был несказанно взволнован. Он не сводил глаз с того, что прямо-таки священно для скульптора: форма, форма, форма - и каждая непохожа на другие, нет, все схожи между собой и все же далеки друг от друга, все гармонируют друг с другом в одном: движением воспевают радость жизни ладным, чарующим, стройным движением!
- Эврика! - вскричал Сократ и пал на колени перед Дионисом. - Благодарю тебя, милый бог, за этот день! - радостно вознес он хвалу Дионису и начал распевать в его честь дифирамб:
Славься, Дионис, сын бога, Дионис,
Ты, людей утеха, приносящий жар, вина даритель,
Виноградного увенчанный лозою!
Ты ее плодами, соком сладким
Нас освобождаешь от тяжелых мыслей,
Отгоняешь горестные беды, дружбу насаждаешь,
Ты, творец и раздаватель счастья,
Буйный Бромий,
Сумасбродный Вакх,
Бог экстаза, что так сильно страсти разжигаешь!
Эвое! Эвое!
Дружелюбный бог,
Мира и веселья повелитель,
Дифирамбов радостный любимец,
Сам их сладостный певец,
Славящий восторги, упоенье,
Эвое! Эвое!
И все подхватили ликующе:
- Эвое! Эвое!
На исходе дня афиняне простились с жителями Гуди, и двуколка, нагруженная полными корзинами, покатила, влекомая Перконом. Дорога шла под гору, выпитое вино подгоняло сборщиков, и путь совершался быстро и весело.
Коринна с Сократом шли позади. Они держались за руки, и лица обоих сияли: его - восторгом, ее - счастьем. И оба - любовью.
10
На плоской крыше Софронискова дома лежал навзничь Сократ, подняв к заходящему солнцу свиток папируса, с которого читал нараспев стихи Ивика:
Только весною цветут цветы
Яблонь кидонских, речной струей
Щедро питаемых, там, где сад
Дев необорванный.
Лишь весною же
И плодоносные почки набухшие
На виноградных лозах распускаются.
Мне ж никогда не дает вздохнуть
Эрос. Летит от Киприды он
Темный, вселяющий ужас всем,
словно сверкающий молнией северный ветер фракийский, и душу
Мощно до самого дна колышет
Жгучим безумьем... 1
1 Перевод В. В. Вересаева. Эллинские поэты в переводах В. В. Вересаева. М., 1963, с. 321.
Рядом сидел Симон, держа на колене покрытую воском табличку, на которой записывал особенно ему понравившиеся метафоры и мысли стихотворения. Приятный голос Сократа, горячее чувство, с каким он выделял некоторые слова, придавали строкам поэта особо искреннее звучание.
С улицы послышалось:
- Хайре, Сократ!
Сократ и Симон вскочили, приветствовали с крыши друзей.
- Что вы там делаете? - спросил Киреб. - Крышу починяете?
- Ловим последние лучи солнышка! - ответил Сократ. - Сейчас спустимся.
Юноши являлись к Сократу не с пустыми руками: они всегда приносили с собой что-нибудь к ужину. Все это складывалось на одно большое глиняное блюдо и делилось поровну.
Последним показался тот, кого с нетерпением ждал Сократ.
- Привет тебе, милый Критон! - встретил он друга, и тут же с языка его сорвалось: - Принес мне еще что-нибудь?
- Принес, - усмехнулся Критон, поднимая над головой футляр со свитком папируса. - Не мог же ты успеть прочитать то, что я дал тебе в прошлый раз?
- А для чего у меня глаза и масляная лампа?
- Ты проглотишь все свитки нашей библиотеки прежде меня! Акула ты!
Библиотека Критона-старшего! Когда-то я еще проглочу ее или хотя бы догоню Критона-младшего! Сократ мысленно перенесся в библиотеку на вилле Критона: вдоль стен на полках сандалового дерева хранились сотни свитков, густо исписанных, нередко с рисунками и цветными картинками. Каждый свиток был вложен в цилиндрический футляр из выделанной козлиной кожи и закрыт круглой золотой крышечкой, на которой было выгравировано имя автора и название книги. Крышечки сверкали, слепя глаза. Не статуи, не настенная роспись, не занавеси, не сундуки с дорогими одеждами, не шкатулки, полные драгоценностей, - библиотека - вот что было величайшим сокровищем дома. Здесь хранились переводы вавилонских, древнееврейских, египетских, персидских рукописей. Затем шли эллины: Гомер, Гесиод, Сапфо, Алкей, Анакреонт, Пиндар, Архилох...
- Да, я акула, - согласился Сократ. - Я тоже, перевернувшись на спину и разинув пасть, бросаюсь на добычу. Все проглочу!
- И это? - Критон протянул ему футляр, в котором был уложен свиток с вавилонским эпосом о Гильгамеше, искавшем бессмертие.
Сократ жадно схватил свиток.
- Это на твоей совести, дорогой Критон: я теперь с большей охотой беру, чем даю! Этим я хочу сказать, что почти без всякого удовольствия тружусь теперь с отцом над ионическими капителями.
И, обращаясь уже ко всем, Сократ со смехом сказал, что все узнанное им из свитков Критона не выходит у него из головы, даже когда он бьется над главами колонн, причем этих-то глав и нет у него в голове!
Друзья нисколько тому не удивились. Им известна разница между ремеслом и творчеством. Капители колонн все должны быть одинаковые, и, хотя труд этот нелегок, он все же не искусство.
- Страшно то, - заговорил Критон, - что, чем больше я читаю, тем пуще неразбериха у меня в голове.
- Хорошенькое дело! - засмеялся Киреб. - Этак, пожалуй, книги и вовсе тебя отпугнут!
- Ты полагаешь - лучше оставаться невеждой? - глянул на Киреба Сократ.