— Тогда, может, служанками заменим?
— А подносить кто будет?
— Ну, дела, ядрена вошь! — задумался милиционер.
Пифагор ласково взял своего друга и учителя на руки, чуть присел в коленях, разогнул их и плавно вознесся в черное небо, растаяв, словно его тут и не было.
— У этих умников всегда какие-нибудь причуды, — опасливо сказал милиционер и тут же громко крикнул: — Выходить по одному!
Куда тут выходить-то, подумал я. Но стражи порядка знали это с абсолютной точностью. Меня подтолкнули к стене. И только я собрался опереться на нее вдруг зачесавшимся плечом, как она как-то странно подалась, раскрылась, и я очутился в той самой крохотной кухоньке, через которую мы с Сократом уже проходили. На остывшей печи все еще стояла кастрюля с борщом из свиных хрящиков. Но из нее несло прокисшим. Я даже плесень успел заметить. Ладно… Мне и есть-то пока не хотелось. В коридорчике, как столб, стоял испуганный верзила. Тот самый, которому Сократ сказал: “Информацией интересуемся”.
— Не расстраивайся, Ност, — добродушно сказала ему Каллипига.
Я спустился по лестнице, вышел на небольшое деревянное крылечко, спрыгнул на землю и только тогда рассмотрел, что моего появления ждут человек пять непроспавшихся жильцов барака и “газик” с одной спущенной шиной.
Рядом со мной уже стояла Каллипига в своей полупрозрачной столе без поясков. Сократ еще грузно топтался на крыльце, но ему тут же помогли спуститься. А фисиологи что-то задерживались.
— А Анаксимандр где? — спросил я.
— Они же не сибирские афиняне, — ответила Каллипига. — Отпустили, наверное…
И тут начали раздаваться радостные возгласы встречавших нас. В основном почему-то женщин.
— Тунеядцы!
— Притон развели!
— Стрелять таких надо намертво!
— Бля… ди… ща!
— Да какая же я бля… ди… ща? Я люблю только того, кого хочу.
— А почем, красавицы, нынче курс доллара!? — громко поинтересовался Сократ, чем вызвал среди встречавших некоторое замешательство. Но они тут же справились со своей радостью и начали восхвалять уже вполне научно.
Одна из женщин ласково посоветовала:
— Хоть бы ты, девка, трусы семейные за три пятьдесят купила, а уж потом начала защищать “физический” идеализм копенгагенской школы во главе с Нильсой Борой. А туда же! Идеалисты сраные! Без трусов ходют!
Вторая обратилась к Сократу:
— Вишь, пузо-то какое отрастил! Материализм продал за концепцию дополнительности. А эта дополнительность так же относится к естествознанию, как поцелуй христианина Иуды относится к Христу.
— Какие вам в жопу христиане! — возник диалектик Межеумович.
— Я же фигурально выражаюсь, — испугалась женщина. — Да и Отец это говорит, а не я. А Сократ-то все и продал. Да, видно, продешевил. На сандалии даже не хватило.
— И молодежь туда же! — начала третья. Это уже, кажется, относилось ко мне. — И ведь говорится же в Писании: “Научное решение вопроса о сущности пространства и времени дает только диалектический материализм. Идеи Основателя — Отца — Соратников — Продолжателей являются путеводной звездой при рассмотрении всех научно-теоретических проблем, в том числе и вопроса о пространстве и времени”. Так нет! Вырядятся в мириканские жинсы и колбойскую рубаху! Нет, чтобы холщовые портки и рубаху из остатков кумачового флага!
— Что это? — спросил я у Сократа.
— Не видишь, что ли? Гнев народных масс. Предбанник. А сами клистирные трубки в “трезвильне” ставить будут.
Я поежился. Гнев народных масс был, действительно, страшен. И, как я понял, все это не подстроено специально. Просто водитель “газика” менял колесо. Милиционер и дружинники одобрительно кивали головами, набираясь мудрости.
Один из встречавших нас мужиков переминался с ноги на ногу, дожидаясь своей очереди. Но ему никак не удавалось вставить праведное слово.
— А еще говорят, — пошла по второму кругу первая женщина, — что в “Колокольчике” с утра конфеты “Фруктово-ягодная смесь” выкинут.
— Да ты не врешь?! — не поверила вторая.
— Вот тебе истинный крест, выкинут!
— Так надо идти очередь занимать! — подхватила третья.
Женщины засуетились, но пока что в некоторой растерянности. Толчка какого-то им не хватало.
— А когда это-то поднесут? — спросил один из мужиков.
— Обобщающая троица, — пояснил второй.
— Это не про вашу честь, — заявил Межеумович. — И чтобы служанок пальцем не трогать!
— Ни-ни, — заверили его мужики. — Самую малость только.
— Знаю я вас. Не трогать и баста!
Тут в темноте раздался какой-то дикий вопль, повторился, приблизившись, перешел в непрерывный и надрывный вой. И вот уже запыхавшаяся от крика и бега женщина упала на руки добровольных дружинников.
— Ой, бабоньки! — отдышавшись, всхлипнула она.
— Да что случилось-то? — раздалось со всех сторон.
— Да Андромаха Филону фаллос вырвала со всеми причиндалами вместе и на помойку выбросила!
— Да ну?!
— Вот тебе и да ну! Милицию надо!
Милиционер и дружинники как-то странно поежились, но с места не сдвинулись.
— И чё теперь будет?
— Так к Андрону, наверное, переберется. У него-то не вырвешь…
— Нет, не вырвешь, — подтвердили женщины.
Милиционер и дружинники немного приободрились.
— Бежать надо, бабоньки, — сказала одна, — посмотреть.
— А конфеты, — напомнила другая.
— Да чё там смотреть-то теперь, — подытожила третья. — Да и не найдешь ночью на помойке.
— Ой, бабоньки, ой, бабоньки! А я-то с кем теперь осталась?! — причитала женщина, та, что принесла жуткую весть.
— Да найдешь, милая, найдешь, — хором начали успокаивать ее три женщины. — Эти хреновья только что на дороге не валяются!
— Ну, мы тут свое дело сделали, — сказал милиционер Межеумовичу. — Да и в “газик” все равно все не войдем.
— Конечно, конечно, — согласился материалист. — Сам управлюсь. У меня не сбегут!
— Пойдем акт об оторвании составлять, — сказал милиционер, но вместе с дружинниками пошел почему-то совсем не в ту сторону, откуда прибежала зареванная женщина.
Женщины диалектически разрывались между двумя желаниями, пока не выяснили, что “Колокольчик” как раз и находится возле той самой помойки. И тогда они тоже дружно сгинули в темноте.
— Побуду с вами, — сказала уже успокоенная женщина мужикам. — Не искать же ночью…
— Чё искать-то, — согласился один.
— Нечего искать-то, — согласился второй.
— Ну что там у тебя с колесом? — спросил Межеумович водителя.
— Да так доедем. Тут два шага всего. Колес не напасешься!
— Поехали, товарищи тунеядцы, — предложил Межеумович и, подождав, когда мы разместимся на боковых сидениях, втиснулся сам и захлопнул дверь.