Сократ: Именно!
Макиавелли: Ты из Инквизиции?
Сократ: О, что ты, нет! Здесь нет ничего подобного. Но все же, в некотором смысле можно сказать, что я нечто вроде инквизиции в одном лице. Исследование – вот чем я занимаюсь. Но я не имею ничего общего с пытками. Нет, нет, меня не сбить! Где же этот отрывок. Я снова его потерял.
Макиавелли: Середина третьей главы. Параграф начинается со слова «римляне».
Сократ: Спасибо. Да, вот он. Ты настолько мудр, что точно понял, что я хочу прочитать.
Макиавелли: Тогда зачем терять время на зачитывание?
Сократ: О, здесь невозможно потерять время.
Макиавелли: Здесь?
Сократ: Так! Я отвлекаюсь в последний раз! Здесь!
Макиавелли: Ненавижу это слово.
Сократ: Послушай же:
«Римляне поступали так, как надлежит поступать всем мудрым правителям, то есть думали не только о сегодняшнем дне, но и о завтрашнем, и старались всеми силами предотвратить возможные беды, что нетрудно сделать, если вовремя принять необходимые меры, но если дожидаться, пока беда грянет, то никакие меры не помогут, ибо недуг станет неизлечим. Здесь происходит то же самое, что с чахоткой: врачи говорят, что в начале эту болезнь трудно распознать, но легко излечить; если же она запущена, то ее легко распознать, но излечить трудно. Так же и в делах государства»[8].
Ты знаешь этот закон в отношении к телу и к политике, затрагивающей наши тела. Почему же ты не применил этот закон к душе?
Макиавелли: Теперь я, кажется, начинаю понимать.
Сократ: Ты должен ответить на вопрос. Рано или поздно. Здесь невозможно что-то утаить.
Макиавелли: И ты говоришь, что здесь не Ад?
Сократ: Верно!
Макиавелли: Я ведь умер, правда?
Сократ: И снова верно!
Макиавелли: Так это Чистилище или Ад?
Сократ: Это Чистилище для тебя и Рай для меня.
Макиавелли: Как такое может быть?
Сократ: Я здесь продолжаю делать то, что больше всего любил на земле – задавать вопросы мудрым людям, получать мудрость от тех, кто знает. Ведь я то совсем не такой – ведь я не обладаю мудростью. Но это будет Чистилищем для тебя, так же как для моих сограждан на земле. Но здесь ни у кого нет возможности пристукнуть слепня и отослать его в иной мир. Это и есть иной мир. Ты обязан терпеть мои вопросы.
Макиавелли: Так значит, ты – моя пытка.
Сократ: Нет, я твой друг.
Макиавелли: Мой инквизитор.
Сократ: Нет. Твой учитель.
Макиавелли: Средствами инквизиции.
Сократ: Нет. Средствами исследования. «Жизнь, не подвергаемая исследованию, не стоит того, чтобы быть прожитой». Ты же знаешь.
Макиавелли: Теперь то я точно знаю, кто ты такой, уродливый старикашка!
Сократ: Я полагал, что это очевидно.
Макиавелли: Ты один из многих подражателей Сократа. Я встречал десяток таких в университете. Ты совсем не оригинален.
Сократ: Думаю, что это уже не так очевидно. Нет, Никколо, я тот самый. «Оригинальный». Подлинный Сократ. Уверяю тебя.
Макиавелли: Так вот мое Чистилище – отвечать на вопросы Сократа.
Сократ: Боюсь, что так.
Макиавелли: У меня есть какой-либо выбор?
Сократ: Нет. Мы оба должны выполнить наши задания. Они нам даны свыше. Дело в том, что каждый философ обязан терпеть мои вопросы. Ты в этом не единственный.
Макиавелли: И Платон? Платон встречался с тобой здесь?
Сократ: Конечно.
Макиавелли: Хотел бы я послушать тот разговор.
Сократ: На это нет позволения. По крайней мере, не сейчас. Может быть позже, много позже. Но пока это только отвлечет нас. А в этом месте нужно совсем противоположное.
Макиавелли: Должен ли я отвечать перед тобой за всё?
Сократ: О, Боже, нет, конечно. Только за свои труды, не за свою жизнь. И только за свои книги. И только за «Государя».
Макиавелли: Мой шедевр.
Сократ: Это мы еще посмотрим. Но я скажу тебе, что твоя книга была одной из самых влиятельных из всех, когда-либо написанных. И хотя почти никто не согласился полностью с тобой, ты повлиял на всех. Тебя даже называют отцом современной политической философии.
Макиавелли: Ха! Они говорят, что не согласны со мной, но они знают, что я сказал правду – иначе они не обращались к этим идеям так часто, что меня даже можно назвать «отцом современной политической философии». Ты же так сказал, верно?