Сократ: Но боюсь, что требуется не просто уважение.
Макиавелли: Что бы это ни было. Что еще требуется?
Сократ: Истина. Он абсолютный приверженец истины.
Макиавелли: О! И я тоже. Именно поэтому я и написал свою книгу – рассказать истину, показать, каковы вещи на самом деле, а не в идеале.
Сократ: Тогда давай испытаем твою книгу.
Макиавелли: Абзац за абзацем?
Сократ: Нет, я не буду таким придирчивым, но лишь сосредоточусь на твоих важнейших законах и формулах.
Макиавелли: На политических формулах.
Сократ: На философском основании твоих важнейших политических формул.
Макиавелли: Ты имеешь в виду мое понимание природы человека – психологии и антропологии.
Сократ: Да, с этого мы начнем. Далее, твоя этика. Далее мы рассмотрим, как метафизика – общая теория бытия, того что существует и не существует – влияет на оба первых пункта. И затем, конечно, твоя эпистемология – теория познания и метода познания, чтобы убедиться в верности того, как ты получил свое знание. И, наконец, твоя логика, то есть соответствуют ли твои выводы один другому, есть ли у тебя противоречия в предпосылках или в конечным выводах.
Макиавелли: Я полагаю, что если они послали философа испытывать меня, то я должен ожидать проверки, структурированной по основным разделам философии. Я готов начать со своей философии человека. С чего начнем?
Сократ: С твоего главного закона, конечно.
Макиавелли: Так проверяй же!
Сократ: Но мы должны кое-что сделать сначала.
Макиавелли: Какой же ты нудный! Ну что еще?
Сократ: Сначала мы должны найти его, перед тем как проверить.
Макиавелли: О! Ну, хорошо. Давай найдем.
Сократ: К сожалению, есть кое-что еще, что мы должны сделать сначала, перед тем, как найдем его.
Макиавелли: Да ты запредельно нудный, Сократ! Ты меня удивляешь. Что же по твоему, должно быть сделано перед тем, как мы найдем основной закон?
Сократ: Я бы предложил сначала его поискать.
Макиавелли: Возможно, ты мудрее, чем кажешься. Что ж, начнем.
Сократ: Да, ведь это самое подходящее занятие для начинающих .
5. Антропология Макиавелли
Сократ: Я хотел бы начать с одного типичного практического совета, который ты даешь в своей книге.
Макиавелли: Хорошо! Я надеюсь, ты понимаешь, что практический совет был истинной целью моей книги, а вовсе не теория, не проповедь, не метафизика и не мораль.
Сократ: Конечно, я понимаю это. Ты сказал это в своей книге.
Макиавелли: Мне казалось, я сказал это настолько ясно, насколько возможно. Но все же многие читатели, скорее даже большинство читателей, критикуют меня за написание книги, которой я никогда не писал. «Государь» - это не безнравственная книга, потому что это книга не о нравственности. Я ничего не говорил в ней о морали, о том, каким человек должен быть, - я говорил только об антропологии, о том, каков человек на самом деле. И я также ничего не говорил о метафизике – о вечной истине, но только об истории, о прошломи настоящем, о том, что мы можем увидеть своими глазами и вывести индуктивным рассуждением. Метафизики рассуждают о невидимом, и они постоянно спорят. Я не метафизик. Я антрополог.
Сократ: Я понял твое намерение. Но подозреваю, что его поняло и большинство твоих читателей, ведь ты так ясно его обозначил в своей книге. Но читатели могут, как и я, считать, что невозможно заниматься антропологией, не занимаясь метафизикой.
Макиавелли: Конечно возможно! Я же так и делал!
Сократ: Правда? Давай посмотрим. Что ты называешь антропологией?
Макиавелли: Научное изучение человека – человека, каков он есть, и каким он был, а не человека, каким он должен быть.
Сократ: Но можно ли знать «человека, каков он есть», не зная хоть немного, ЧТО же такое человек? К примеру, если боги не существуют, а человек существует, то человек не может быть богом. Это верный аргумент?
Макиавелли: Конечно.
Сократ: Но он подразумевает метафизику, утверждая, что боги не существуют. Ведь метафизика и изучает, что существует, а что нет.
Макиавелли: О!
Сократ: Единственный известный мне способ ничего не сказать о том, что существует – это не сказать ничего.
Макиавелли: Что ж. Если это все, что ты имел в виду под метафизикой, пусть так и будет. Я занимался метафизикой. Но по крайней мере я не рассуждал о морали.