Я пробежалась взглядом по его телу, отмечая, как черная футболка обтягивает широкую грудь и плечи, и остановилась на его предплечьях. Мускулистые, сильные, идеальной формы. Некоторых женщин привлекают волосы или рот мужчины. Я всегда была любительницей предплечий.
Я зеваю. Неужели он думает, что я лягу спать, когда он там притаился? Обычно я могу заснуть в самых странных местах. Однажды заснула в баре, прислонившись к плечу Регины, когда какой-то парень пытался убедить ее пойти с ним на свидание. Но вряд ли смогу заснуть, когда незнакомец, которого считаю угрозой, сидит в той же комнате. Что, если он попытается что-то сделать? И тут же отметаю эту мысль. В ту первую ночь, пока я была в отключке, у него было немало возможностей сделать это, но ничего не произошло.
Веки тяжелеют, и я решаю закрыть их, но только на мгновение. Потому что я ни за что не засну с…
* * *
Меня разбудил звонок телефона. Мне действительно удалось заснуть, когда в комнате находился солдат братвы. Люди ходят на терапию, когда у них проблемы со сном, но, похоже, мне нужна помощь, чтобы знать, когда не засыпать. За окнам все еще темно, но рассвет уже не за горами. Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на кресло, и вижу, что Сергей все еще сидит в кресле, держа телефон у уха. Он слушает собеседника и неожиданно весь напрягается, а выражение его лица меняется. Он ничего не говорит, просто опускает телефон и смотрит на него так, словно хочет разбить.
— Плохие новости? — бормочу я.
Он не отвечает, лишь смотрит на телефон с такой злобой, что я думаю, не сгорит ли тот от его тяжелого взгляда.
Я не знаю, что происходит, но ясно, что случилось что-то, и это нехорошо. Меня это не должно волновать. В конце концов, парень держит меня в плену в своем доме до тех пор, пока не выдам свои секреты. Но он спас мне жизнь. Если бы он меня не нашел, я бы погибла, или, возможно, стало бы еще хуже, если бы это был кто-то другой.
Мне нужно просто лечь спать, но я не могу. Поэтому, вопреки здравому смыслу, встаю с кровати и медленно иду к креслу, пока не становлюсь прямо перед ним.
— Ты в порядке? — спрашиваю я.
Ничего.
— Сергей?
Все еще ничего. Он продолжает смотреть на телефон. Я протягиваю руку и тыкаю его кончиком пальца в плечо.
Он вскидывает голову, и я начинаю регистрировать то, что пропустила на расстоянии. Как он скалит зубы, как слегка дрожит его левая рука и как он дышит — немного быстрее, чем обычно. Но больше всего меня поражают его расфокусированные глаза, как будто он смотрит сквозь меня.
— Да? — спрашивает он, его голос звучит… как-то отстранено.
— Что-то случилось?
Он закрывает глаза на секунду и делает глубокий вдох.
— Возвращайся в постель. Я ухожу.
Что-то не так. Я просто не могу определить, что именно. Он выглядит сердитым и взволнованным, но пытается сдержаться. Если не считать этих маленьких признаков, он выглядит совершенно спокойным.
Он прав. Я должна вернуться в постель. То, что происходит с ним, не моя проблема. Меня это не должно волновать. Так почему же волнует? Я снова смотрю в его глаза. Да, взгляд в них и правда странный.
— Ты медитируешь? — спрашиваю я.
Он моргает, и я могу ошибаться, потому что в комнате все еще довольно темно, но в его глазах появляется ясность.
— Я не занимаюсь медитацией. — Он качает головой. — Я только что получил последние новости о моем друге, которого вчера подстрелили. Того, кто был со мной, когда мы нашли тебя. О Михаиле.
— Ох. — Наверное, поэтому он и выбежал из дома вчера утром. — Как он?
— Плохо.
— Он выкарабкается?
— Они только что снова отвезли его на операцию. У него внутреннее кровотечение.
— Ты с ним близок? — Я кладу руку на его левую и слегка ее поглаживаю. Он переводит взгляд на меня, и дрожание его руки под моей прекращается.
— Не очень, — говорит он. — Но я убью его, если он умрет.
Я чувствую, как уголки моих губ слегка подрагивают. Он возвращается оттуда, куда ушел раньше.
— Тогда Михаил наверняка выберется.
Не разрывая зрительного контакта, Сергей убирает свою руку из-под моей и обхватывает пальцами мое запястье.
— Кто морил тебя голодом? — спрашивает он, наклоняясь ко мне.
— Я сама. Я объявила голодовку.
— Почему?
Слегка наклоняю голову, так что наши носы практически соприкасаются, и смотрю в его ясные глаза.
— Не скажу.
Его губы расширяются.
— Я все равно узнаю, lisichka.
— lisichka? — Я удивленно приподнимаю бровь. Этого слова я не знаю.