Хабаровский мост 1916 года постройки – 18-пролетный, фермовый. Длина – 2600 метров, с подъездными эстакадами – 3890 метров. Долгое время был самым протяженным мостом Старого Света. Полностью реконструирован в 1992–2012 годах.
Разноцветное Забайкалье. Из окна вагона
Велика страна Забайкалье. Не путать ее с Сибирью! Сибирь – от Урала до Байкала. За Байкалом – другой мир. Здешние жители на вопрос: «Куда едете?» – отвечают: «На запад, в Сибирь». Многообразие ликов Забайкалья открывается к востоку от Читы.
Слева большая река: Шилка. Справа сопки, поросшие поверху таежной растительностью. Далеко за речной поймой тоже сопки. Ближе к реке – березовые рощицы по склонам холмов и по берегам. На том берегу издали светится церковь, белая, древняя, XVII век. Рядом колокольня. Станция Приисковая. А вон и еще одна церковь, тоже старинная. 6315-й километр. Отсюда близко Нерчинск, старинное место ссылки.
«Шилка и Нерчинск не страшны теперь…»
Ландшафт меняется, господствует степь. Серо-зеленая трава ровно-ровно покрывает холмы и сопки – до горизонта. Даже кустарник исчез и попадается только в ложбинках, где пробегают маленькие ручейки. Холмы сглаживаются, выравниваются. Почти равнина.
«По диким степям Забайкалья..»
За станцией Чернышевск-Забайкальский снова меняется пейзаж. Холмистая степь с редколесьем. Речек не видно, но влаги как будто больше. Степь богатая, цветущая. Из желтоватой зелени злаков выглядывают фиолетовые шары мордовника; донник машет белыми и желтыми метелками. Полынь, васильки.
Ночь прошла, степи исчезли в дымке вчерашнего дня, и сегодня вокруг – суровые скалистые горы, поросшие редкой и светлой сосново-лиственничной тайгой. Скалы невысокие, каменистые, бурые, обрываются они в ущелье, по дну которого пробегает прозрачнейшая горная река. Вода ее сверкает на солнце, вбегает в холодную тень скал и снова на свет выскакивает. Прозрачна и мелка река так, что сверху, с насыпи, из вагонного окна, каждый камешек виден. Все то, что вокруг, – абсолютное, суровое, красивое безлюдье. Настолько оно чисто и художественно, что кажется то ли картиной великого неведомого забайкальского пейзажиста, то ли декорацией эпического фильма.
Поезд поднимается от Шилки по реке Куэнге и потом долго идет вдоль реки Белый Урюм. Тайга по сопкам лиственничная, чем ниже, тем больше березы. Внизу луга: розовый иван-чай, белая спирея, багровая кровохлебка, лиловатый мышиный горошек, желтенькая пижма, полынь, осот лиловый, завитки кермека. Ромашки, колокольчики, гвоздички, сныть, лучок, астрочки. Вот какое многоцветье!
Снова утро. Солнечно. В открытые окна вагона вливается свежайший запах полей и лугов. Огромная кривая железной дороги перед очередным тоннелем; справа – невысокая лесистая гора, которую мы огибаем, распадок, следующая гора. В нее вбит тоннель. А слева – бесконечная равнина уходит куда-то – наверное, к самому Амуру, он ведь тут недалеко. Равнина вся покрыта цветущим разнотравьем, перемежающимся купами берез и редкими березовыми перелесками. Вот это разнотравье издает райский запах, волнами накатывающий в коридор душного вагона. Цвет всего – золотой, розовый, белый, зеленый. И вдалеке темная каемка – приамурская тайга.
На всем этом пространстве нет никого. Ни души. Ни домика. Ни столбика. От одной станции до другой 50–100 километров. Ничего человечьего, кроме железнодорожной нитки, сопутствующих ей опор линии электропередачи да будок обходчиков.
У океана
Уссурийская тайга
Четвертый день беспросветный дождь, воздух пропитан водой. Мы в тайге в отрогах Сихотэ-Алиня, километрах в полусотне от города Арсеньева. Где-то в этих местах знаменитый японский кинорежиссер Акиро Куросава снимал фильм «Дерсу Узала» по книге В. К. Арсеньева, того самого путешественника и писателя, чьим именем назван город. Кругом места хорошие, первобытные. Настоящие дебри. Недаром книга Арсеньева про таежного жителя Дерсу называется «В дебрях уссурийского края».
Уссурийская тайга совершенно не похожа на тайгу сибирскую или забайкальскую, скорее на широколиственный лес Юго-Восточной Европы. Или на что-то японо-корейское. Или на джунгли. Тут все особенное – и растительность, и живность. Водятся (пока еще) уссурийские тигры, дальневосточные леопарды, красные волки, соболи. Растет пихта, лиственница даурская, диоскорея, маньчжурский орех, ильм, несколько видов кленов и дубов, совершенно непохожих на наши, европейские. Множество всяких бодрящих растений: элеутерококк, лимонник, аралия, чубушник. Попадается женьшень. Все это выстроено в несколько этажей-ярусов. Далеко вверху, на высоте 30–36 метров, – «крыша»: кедр корейский, лиственница, пихта. Пониже – береза, липа. Еще ниже тянут ветки клены, орех, черешня. Под ними – сирень амурская, низкорослые ильмы. Ну и подлесок: лещина, жасмин, бересклет. По веткам больших деревьев вьются дикая актинидия, именуемая таежным виноградом, и лимонник. В общем, растительное буйство. Как в амазонских лесах.