Я поехал в Охотское. Это такой поселок на берегу Охотского моря километрах в сорока от Южно-Сахалинска, место летнего отдыха горожан. Туда проложена неплохая асфальтовая трасса (асфальт на Сахалине – редкость, экзотика… И вообще, дороги ужасные). Правда, никакой общественный транспорт по ней не ходит. Доехать на автобусе удалось только до поворота с главного шоссе на Охотское. Дальше пошел пешком. Всего 25 километров, пустяки! Дождик только.
И вот оно, Охотское море. Белое, холодное. Длинная, бесконечно длинная, плавно изгибающаяся песчаная отмель тянется в ту сторону и в эту. Там – белизна моря, сливающаяся с белизной дождливого неба. Тут – сочная зелень высоченных трав, поляны алых лилий, оранжевых и желтых саранок, розовые пятна шиповника, а подальше – синеватая щетка густорастущих низкорослых пихт. Запах моря, пихтовой смолы и розового масла. Песчаный пляж, почти белый. Слева виден мыс Тунайча: невысокая, но крутая гора, лежащая на берегу моря, как гигантский морской котик. Под горой – пролив, соединяющий Охотское море с самым большим озером Сахалина, которое тоже называется Тунайча.
Озеро соленое и, в сущности, является очень большой лагуной. Вода летом прогревается до 23–25 градусов, так что купаться в нем гораздо комфортнее, чем в Охотском море. Рыбы в озере пока еще много, да какой! Сахалинский таймень, кета, горбуша, форель. По берегам гнездятся околоводные хищные птицы: орлан-белохвост, скопа, мандаринка. Пролетом отдыхают и кормятся разные гуси-лебеди.
Около озера, в живописной, хотя и влажной рощице, работают археологи. Это я увидел, как только обогнул группу полуразрушенных зданий бывшей воинской части. Лужайка, а на лужайке – знакомая картина! – палаточки стоят. Экспедиция Сахалинского краеведческого музея копает поселение охотской культуры. Древнейшими жителями Сахалина были палеолитические охотники на морского зверя; в неолите их сменили носители так называемой охотской культуры: рыбу добывали гарпунами, покойников хоронили в кучах морских раковин. Вот их и изучает экспедиция: начальник – Ольга Алексеевна, трое взрослых мужиков – Игорь, Женя, Артур… и остальные – школьники. Дети. Человек двадцать.
С этим народом я быстро подружился. Вошел в палатку, представился, меня к столу позвали, дали ложку, миску – и я сразу почувствовал себя среди своих, как если бы три года проработал с ними. Вот уж действительно – археология сближает.
Берег Татарского пролива
Три дня прожил я у археологов, и на раскопе побывал, и в баньке попарился, а на четвертое утро поехали мы с Игорем, сотрудником музея, по сахалинским дорогам.
Асфальтовая трасса Южно-Сахалинск – Холмск кружит у подножия горного хребта, взбегает вверх, переваливает через невысокие горы. Горы тут вообще невысокие, лишь в немногих местах, преимущественно в центральной части острова, возносятся выше тысячи метров. Перевал, за которым открывается спуск к Холмску, расположен на высоте 500 метров.
Скалы Три Брата
От Холмска трасса (грунтовка) идет берегом Татарского пролива. Теоретически – до поселка Бошняково (километров двести). На самом деле – докуда доедешь. Часть трассы закрыта из-за аварийности, часть уже разрушилась. В пролив всюду скатываются речки и ручьи, образуя каньоны. Через них при японцах были наведены мосты. Некоторые, впрочем, созидались еще во времена каторги; строил их известный аристократ-убийца, инженер и каторжник Ландсберг. О нем речь впереди.
Сейчас мосты разваливаются, и проехать на машине можно дотуда, докуда дотягиваются их неразрушившиеся опоры. Но и это еще не все. Сахалин, особенно его западный, более теплый и влажный берег, – страна селей. Несколько таких грязевых потоков свалились с прибрежных гор на берег и на трассу как раз перед нашей поездкой, чуть ли не накануне. Дорога залита грязью, завалена землей, частично смыта вниз; дорожная техника вовсю работает, расчищает завал.
Выскочили мы с трассы на прибрежный песок. Тут широкая отмель, частично поросшая травой и кустарником. В прежние времена служила она военным аэродромом, еще остатки взлетных полос сохранились. Вот и море. Бурлил Татарский пролив, бурлил, швырял темно-желтую воду высокими волнами в берег. По краю бурной пены промчались мы к маяку, мрачным героем торчащему на возвышенности у мыса. Там живет хмурый, под стать океану, бородатый мужик, приятель Игоря… Впрочем, у Игоря всюду на Сахалине приятели. Такое впечатление, что он на дружеской ноге со всеми пятьюстами тысячами сахалинцев.