- Они не верят, что она проснется, - вошла в палату Донна. - И думают отключить ее от препараторов.
- Они думают, что у них есть шанс, - смотрел я на девушку. - Эмили полностью моя. Она принадлежит мне. Она будет лежать тут бесконечно, пока я не умру. Но согласия от меня они не получат.
- Поговори со мной, Брайан. Расскажи, что случилось. Почему она лежит тут? Я имею право знать, это ведь моя Эмили.
Донна взяла ее руку в свои ладони, а я посмотрел на жену, и мой взгляд невольно упал на ее губы. Я потерялся в ней. В воспоминаниях. В моей жизни больше не было ее улыбки, голоса и объятий. Я перестал чувствовать. Наша встреча с моей женой не решила всех проблем, но она была началом настоящей жизни.
- Знаешь, Донна, я изучал ее с первой нашей встречи. Она была так мила, так соблазнительна, великолепна и отчасти слегка экзотична. Ее черные волосы были мягкими и шелковистыми. Широкие пряди спадали на плечи. Когда она узнавала правду обо мне, я не видел на ее лице признаков страха. Химия между нами зашкаливала.
- Брайан, на самом деле Эмили - ребенок. Она наивное создание. Но она так удивительна, и жизнь с ней кажется теплой и защищенной. Ей всегда нужна была стабильность. Для меня жизнь была вечной эмоциональной качелей, а Эмили ее останавливала, когда замечала, что мне страшно. Ей нравилась бездна человеческой натуры и радость внутреннего мира людей, которых она оберегала. Ей нужны разговоры о мелочах и жизни. Ей важно было не подписание договора, а действия самого процесса. Эмили хотела, чтобы ею дышали.
- И в конечном итоге она пришла к этому. Но Эмили не была честна даже со мной. Она все время выживала, и это ранит. Она пыталась решить все, даже пусть по пути был бой, перестрелки, погоня, интриги и чертова трагедия вселенского масштаба. И я не утрирую. Моя жена. Моя Эмили лежит тут почти месяц. Она в коме и не знает, что каждый день я умираю. Я готов сам умереть, лишь бы она проснулась.
- Я верю, что она слышит тебя, милый, - сжала мою руку Донна, когда очередной раз слезы полились из ее глаз. - Ей нужно знать, что ты все еще с ней. Говори, рассказывай ей все, что происходит. Твоя задача - заботиться о ней, и ты обязан справится. Ей нужна твоя поддержка и вера в нее.
- Она даже не знает, что я тут.
- Она знает, - закрыла она глаза от боли. - Этим она и отличалась всегда. Эмили знала обо всем и слышала то, чего не слушали другие.
Я принес кофе, а Донна мыла ей волосы и подкрашивала губы, чтобы те не казались такими бледными. Ее подруга была в таком же отчаянии, как и я. И только теперь я понял, что моя жена имела ввиду, когда говорила, что самые близкие люди и наши надежды могут причинить самую дикую боль.
- Знаешь, какое любимое стихотворение Эмили? - улыбнулась Донна, вытирая мокрые щеки.
- Нет, - покачал я головой. - Расскажешь?
- Автор: Франсуа Вийон.
«Я знаю мир - он стар и полон дряни, Я знаю птиц, летящих на манок, Я знаю, как звенит деньга в кармане И как звенит отточенный клинок. Я знаю, как поют на эшафоте, Я знаю, как целуют, не любя, Я знаю тех, кто "за" и тех, кто "против", Я знаю все, но только не себя.
Я знаю шлюх - они горды, как дамы, Я знаю дам - они дешевле шлюх, Я знаю то, о чем молчат годами, Я знаю то, что произносят вслух, Я знаю, как зерно клюют павлины И как вороны трупы теребят, Я знаю жизнь - она не будет длинной, Я знаю все, но только не себя.
Я знаю мир - его судить легко нам, Ведь всем до совершенства далеко, Я знаю, как молчат перед законом, И знаю, как порой молчит закон. Я знаю, как за хвост ловить удачу, Всех растолкав и каждому грубя, Я знаю - только так, а не иначе. Я знаю все, но только не себя».
Вскоре Донна ушла, а я никак не мог перестать думать о стихотворении, его смысле и непоколебимой уверенности того, что почти в каждой строчке Эмили видела себя и свою жизнь. Сила моей женщины не только в ее логике и интеллекте. Она умеет любить, и ее слова, словно катана, способны рассекать как мрамор, так и души. Не допускает ошибок ни в судебном процессе, ни в разбивании атомов, ни в исследовании сердца. Эмили всегда было неважно, что делать, ведь все, к чему она прикасалась, становилось изумительным и безупречным.
Как и каждый день с того момента ровно в двенадцать в палату вошла мать Эмили. Кажется, Хелена постарела на много лет за эти недели. Всем бывает больно, и даже сильной маме, которая день за днем понимала, что может увидеть своего ребенка только на экране компьютера или телевизора. Она хранила слезы внутри себя и показывала боль только в глазах. Не сдавалась и улыбалась, понимая, что самую высокую цену за какой-то поступок заплатила ее дочь.