Выбрать главу

Ее испуг и унижение помогли ему почувствовать себя сильным. Разрядка наступила не благодаря сексу, а благодаря ее полному порабощению.

Кончив, он без сил привалился к Стейси, так что она оказалась зажатой между ним и обоями в цветочек.

Дыхание у него постепенно выровнялось, он приходил в себя. Отодвинувшись, погладил ее по щеке.

- Стейси?

Она медленно открыла глаза. Он улыбнулся своей обезоруживающей улыбкой и нежно поцеловал ее. Заметив, что она нарядно одета, спросил:

- Я тебя задержал? Ты куда-то шла?

- В церковь на собрание.

Улыбка его стала еще шире, а ямочка на щеке глубже. Он игриво потрепал ее голую грудь.

- В таком виде ты вряд ли пойдешь в церковь. - Как он и ожидал, она отозвалась на его все более смелые ласки.

- Джуниор, - прошептала она, когда он, стянув с ее плеч блузку и сдернув лифчик, впился ртом в ее набухший сосок. Она шептала его имя, перемежая его с чувственными восклицаниями.

Он скользнул губами вниз по ее телу, отбрасывая мешающую одежду.

- Джуниор, - пугливо воскликнула она, когда он опустился перед ней на колени.

Он обольстительно улыбался, а его большие пальцы раздвигали плоть ее лона.

- Джуниор, не надо. Нет. Я не могу. Нельзя...

- Можно, милая, можно. Тебе ведь самой до смерти этого хочется.

Он слегка коснулся ее языком, с удовольствием ощущая вкус собственного семени, мускусный запах возбужденной женщины, наслаждаясь ее смущением.

- Тебе все еще хочется в церковь? - прошептал он, лаская ее губами. - А, Стейси?

Когда пустой дом огласился ее криками, он лег спиной на мраморный пол и посадил ее на себя верхом. Он снова излился в нее. Потом, когда она, свернувшись калачиком, словно тряпичная кукла, лежала рядом с ним, ему было так хорошо, как давно уже не бывало.

Он попытался сесть, но Стейси приникла к нему.

- Не уходи.

- Смотри-ка, Стейси, - сказал он, поддразнивая ее, - во что я превратил твой наряд. Ты должна срочно привести себя в порядок, а то судья догадается, чем ты тут занималась, пока он был на работе.

Он встал, оправил одежду, пригладил волосы.

- К тому же мне самому нужно на работу. А то, если хоть на минуту задержусь, затащу тебя в постель и проваляюсь весь день. И денек не пройдет тогда впустую.

- Ты еще придешь? - грустно спросила она, провожая его до двери и стараясь на ходу прикрыть свою наготу.

- Конечно.

- Когда?

Чтобы скрыть насупившееся лицо, он отвернулся и стал отпирать дверь.

- Не знаю. Ты же ведь не думаешь, что я надолго исчезну - после той ночи и после сегодняшнего.

- Ах, Джуниор, я так люблю тебя. Он взял в ладони ее лицо и поцеловал.

- Я тоже.

Стейси закрыла за ним дверь. Она машинально поднялась наверх и приняла теплую пенистую ванну. Все тело у нее болело. Завтра оно, наверное, покроется синяками. Но ей был дорог каждый синяк, оставленный им.

Джуниор любит ее. Он так и сказал. Может быть, он вырос наконец. Может, опомнился и понял, что ему на самом деле нужно. Может быть, он наконец выбросил Седину из своего сердца.

Но тут Стейси вспомнила Алекс и какими телячьими глазами смотрел на нее Джуниор в Охотничьем клубе. Она вспомнила, как прижимался он к Алекс, когда они, весело смеясь, кружились в танце. От ревности Стейси затопило горечью. Как и ее мать, Алекс встала на ее пути к полному счастью с любимым человеком.

Глава 32

Приехав в суд, Рид и Алекс сразу прошли в следственную комнату, за ними следом судебный репортер. Там за квадратным деревянным столом уже сидел Фергус Пламмет. Крепко сжав ладони, он склонил в молитве голову над Библией.

Миссис Пламмет тоже была там. И тоже сидела со склоненной головой, но когда они вошли, она тут же вскочила и посмотрела на них, словно испуганная лань. Как обычно, на ее лице не было и следа косметики, волосы гладко зачесаны назад и собраны в строгий узел на затылке. На ней было какое-то бесформенное платье.

- Здравствуйте, миссис Пламмет, - вежливо сказал Рид.

- Здравствуйте, шериф.

Если бы Алекс не видела, как шевельнулись ее губы, она и не расслышала бы, что женщина что-то сказала. Казалось, она до смерти напугана. Пальцы ее рук были крепко сцеплены на коленях. Она сжимала их с такой силой, что они побелели до синевы.