Страну спасли православные ливанские монахи, молитвенная сила которых и совершила чудо. Я знаю, как молится за свою родину и за весь мир прозорливый старец Пантелеймон, настоятель Хаматурской обители.
Обитель эта находится довольно высоко в горах, примерно в часе езды от Триполи. Автомобильной дороги до монастыря нет - чтобы попасть туда, нужно оставить машину в ущелье, а потом несколько километров карабкаться наверх по крутой узенькой тропинке. Десятки паломников проделывают этот путь каждое воскресенье. Монахи же - каждый день, в жару и в ненастье, проделывают его не налегке, а часто с килограммами булыжников за плечами, нужных для строительства. Да и все остальное, необходимое для жизни, приходится нести на себе на вершину горы. Духовным отцом старца Пантелеймона, настоятеля, был знаменитый подвижник Паисий Святогорец. Старец Пантелеймон несколько лет подвизался на Афоне и, вернувшись на родину, породнил гору Афон с горами ливанскими. А небо над Афоном и так давно уже сроднилось с небесами ливанскими, и молитвы - одни на всех.
Вокруг монастыря, как в Ливане и положено, живет своей жизнью целый кошачий город. Ближе к концу литургии коты и кошки постепенно заполняют монастырский двор. Монахи делятся с ними нехитрой средиземноморской трапезой. Когда же наступает Великий пост, коты постятся вместе с монахами и заметно худеют к Пасхе. Кажется, и в церковной службе они разбираются не хуже иных паломников. В общем, земной рай, каким он был до падения Адама.
Если Хаматурская обитель прикрывает Левантийские пределы со стороны гор, то со стороны моря Ливан защищает монастырь Сеида Натур - обитель Божьей Матери - Вратарницы. В нем несет свой подвиг еще один великий светильник истинной веры и огненного христианства - матушка Катерина. Живет она здесь в одиночестве, в затворе, уже более 30 лет. За это время пережила она многое: и ковровые бомбардировки, когда бомбы каким-то чудом не угодили в обитель, и вторую половину восьмидесятых годов, когда монастырь оказался в самом пекле гражданской войны. Тогда, по словам очевидцев, здесь царил настоящий огненный ад. И все это время молитва матушки, ее любовь к своей земле и к своему народу противостояли разбушевавшемуся злу. Матушку Катерину знает весь православный Ливан, а паломники, приезжающие к ней, так ее и называют - вратарницей Ливанской земли. Матушку, кажется, это немного смущает. Но виду она не подает, улыбается в ответ солнечно и чуть печально, и тут вдруг звонит ее мобильный телефон - это подруга ее детства из Парижа, Катерина, сияя, болтает с подругой по-французски. Да, это старый, уходящий Ливан, почти уже скрывшийся во времени, летний Бейрут сороковых-пятидесятых, жаркий майский день и кафе на Place des Cannons, две благородные ливанские дамы сидят за столиком, пьют крепчайший бейрутский кофе и тихо беседуют по-французски о жизни и смерти, обо всем.
В конце восьмидесятых, уже под занавес гражданской войны, территория монастыря на какое-то время оказалась под контролем мусульманских боевиков из движения Амаль. Вооруженные боевики пришли в обитель и приказали матушке Катерине немедленно уходить. Она отказалась и заявила им, что умрет, но останется здесь. Тогда боевики сказали, что за жизнь ее они не в ответе и для убедительности дали автоматную очередь, прошедшую в сантиметрах от ее головы. Несколько недель монастырь находился в полной блокаде и под непрерывным обстрелом. В одну из ночей снарядом разрушило стену, матушка была серьезно ранена. Она до сих пор ходит прихрамывая. Через несколько дней части генерала Мишеля Ауна наконец вернули контроль над территорией и выбили шиитов из окрестностей монастыря.
Матушка Катерина, наговорившись от души с парижской подругой, уже спешит к нам со свежесваренным крепким кофе - таким же, как тогда, полвека назад, в летнем бейрутском кафе. "Радостный сегодня день, Вербное воскресенье, Господь пришел в Иерусалим, - напутствует она нас на прощание с прежней, печально-солнечной улыбкой. - Но впереди еще Страстная, не забывайте".
Я не сразу понимаю, о чем она. Ведь сейчас начало января, только что праздновали Рождество Христово, а матушка о Вербном воскресенье. И потом только догадываюсь, что говорила она совсем не о календаре. А вообще обо всем. Как всегда. О своей Родине, о нас и жизни нашей. Просто весь Ливан - это страна Вербного воскресенья, и все ливанское православие - это православие Вербного воскресенья, а то время, когда нам выпало жить - это канун Страстной. Ни одна земля больше не помнит так ясно и так буквально Самого Бога, пришедшего в мир и ходившего по ней. Даже Палестина уже начала Его забывать, но Ливан - помнит. И потому все левантийское православие вечно пронизано этими воскресными вербами, вся земля, все горы, все монастыри вечно поют Спасителю "Осанну в Вышних". Но впереди Страстная, впереди страшные и грозные события, впереди тьма последних времен, наступающая на мир. И немногие доживут до Пасхи и Воскресения.
В жизни своей не видел я ничего похожего на Крестный ход в Бейруте Вербным воскресеньем 2007 г. После страшного для Ливана 2006 года, когда страна висела на волоске, - казалось, новой гражданской не миновать - это Вербное всему Ливану было нужно как воздух. Закончилась служба, и Крестный ход с вербами и пальмовыми листьями, вместо того чтобы вернуться в наш храм, вдруг развернулся и направился на Сассинский холм, в направлении Ашрафии, через весь город. На этом же холме собрался в то Вербное весь православный Бейрут. Путь наш проходил через мусульманские кварталы, и отец Антоний, настоятель нашего храма, кажется, чуть волновался за нас всех - не случилось бы по дороге чего-нибудь плохого. Но волнения оказались напрасными - мусульмане приветливо махали нам руками с балконов и крыш и даже бросали сверху пальмовые листья.
И я понял, что Ливан, этот клочок земли под раскаленным солнцем, живущий на краю пропасти уже семь тысяч лет - потому что иначе, чем на краю пропасти, на Ближнем Востоке не живут - Ливан спасен снова. Этой страны давно уже не должно было быть, она может исчезнуть с лица Земли в любой момент, но она есть. И я верю, что она будет до скончания века. Потому что сказано - если Господь с нами, кто против нас?
После Крестного хода, уже под вечер, мы не спеша гуляли с отцом Антонием вдоль берега моря, врайоне Рамль аль-Байда. В этом месте морское течение подходит вплотную к берегу, и во время зимних штормов весь бейрутский мусор выбрасывает на этот пляж. Ближе к лету, к купальному сезону, пляж, конечно, чистят, но в начале апреля на него больно смотреть. Зато море в тот вечер было удивительным, зеркальным, чистейшим, совершенно слившимся с вечереющими небесами.
"Вот так и живем", - сказал вдруг отец Антоний. "Души наши в грехах, как этот пляж - в мусоре. Обратиться бы к небесам, к Богу", - и отец Антоний протянул руку к горизонту, но горизонта не было. Чистейшая вода и вечернее небо совершенно слились в одно.
"Чтобы очистить этот пляж от хлама, нужна настоящая буря". Отец Антоний оказался прав - день спустя началось ненастье, огромные волны заливали пляж, подбираясь к приморскому шоссе. К Пасхе Христовой ненастье закончилось, и мусора как не бывало.
Но тогда, Вербным вечером, бури еще ничто не предвещало.
* ГРАЖДАНСТВО *
Евгения Долгинова
Распутица
В России - ренессанс протестного рабочего движения. Среди прочих лихорадит и самую благо получную нефтегазовую отрасль. Что это - манипуляции политиков, экономическая диверсия или стихийное "так жить нельзя"?
