— Просто разговаривать?
— Да.
— Не напиваться?
— Ага.
— Никаких пошлых анекдотов?
— Точно.
— Никаких розыгрышей?
— Абсолютно.
— Вести себя прилично?
— Уж будь так добр.
Дядя Ральф вздохнул, и его пухлощёкое лицо затуманилось печалью.
— Так какая же это вечеринка? — пробормотал он. — Ладно, постараюсь.
Жутко устал. Напишу про всё завтра. У Джеральда очень странные мозги. Он только что прислонился к косяку, испустил громкий зевок и сказал:
— Пап, а ты знаешь, что «вечеринка» плюс «ты» получается «река ветчины»? Это в час-то ночи!!!
В доме чисто, посуда перемыта и вытерта насухо. Честно говоря, Энн с Джеральдом почти всё сделали сами, ещё до того, как я проснулся. Сказали, что не хотели меня будить, потому что решили, что лучше сделать всё самим, чем с самого утра терпеть потоки раздражённого нытья, тем более что толку от меня всё равно почти нет. Вот и неправда! Я совсем не такой! Даже рассердился на них, когда они сказали, что по утрам меня вообще лучше не трогать.
Ну ладно.
Теперь про вечеринку. Да-а, вечер получился необычный. По-моему, стоит записать всё подробно. Если мне не изменяет память, всё произошло примерно следующим образом:
Никого пока нет. Я испугался, что никто не придёт. Заскочил к Персивалю Брейну занять у него пару лишних стаканов. Спросил, собирается он к нам или нет. Он ответил, что придёт чуть позже, когда всё уже немножко «раскачается».
Интересно, почему никто никогда не хочет приходить вовремя и всё это дело «раскачивать»?
Вошёл и сразу же услышал из гостиной смех и звон бокалов. Вдруг оттуда показался сияющий дядя Ральф с большим стаканом виски в руке.
— А что, старик, оказывается твои приятели-христиане очень даже ничего! Один уже пришёл и принёс с собой целую бутылку виски — вот, видишь, он и мне налил! Такой отпадный анекдот рассказал, про генерала Кастера и индейцев. Короче, один мужик решил…
— Да слышал я его!
Нечего сказать, повезло! Эверетт Гландер и дядя Ральф вдвоём в гостиной в самом начале вечеринки! Почувствовал неминуемое приближение катастрофы, особенно когда следующим пришёл Леонард Тинн. Он прижимал к груди четыре банки безалкогольного пива (слава Богу, пронесло!), но в глазах его горел странный, возбуждённый огонёк.
Следующий час был похож на кошмарный сон. Мы с Энн разрывались на части, встречая новых гостей и поминутно кидаясь в гостиную, чтобы Леонард не подходил к столу с выпивкой, а дядя Ральф с Эвереттом не превратили нашу вечеринку в шоу Бенни Хилла. В конце концов, я не выдержал и удрал в спальню, чтобы немного перевести дух и хотя бы пару минут передохнуть от шума и толкотни. Вдруг с удивлением осознал, что внизу всё стихло. Тут Энн открыла дверь и сказала:
— Пойдём. Тебе надо это увидеть.
Тихонько спустился по лестнице, подкрался к двери гостиной и прислушался. Оттуда раздавался один-единственный голос. Открыл дверь и как можно тише, на цыпочках, пробрался в уголок. В комнате было полно народу. Фрэнк Брэддок сидел в кресле ближе к окну с кружкой пива в одной руке и с трубкой в другой и без тени смущения говорил что-то всем остальным гостям, которые внимательнейшим образом его слушали.
— Он и тогда многим пришёлся не ко двору, — говорил Брэддок, — и сейчас от Него сплошные неудобства. Ему не нужны аккуратненькие, отлаженные системы под названием «церкви», где люди встречаются по четыре раза в неделю исключительно для того, чтобы решать, чем они будут заниматься на точно таких же посиделках в течение следующей недели. Если вы думаете, что в этом и есть сущность христианской жизни, то Иисус вам вряд ли понравится. Ведь Он всё время говорит довольно нелёгкие, неудобные вещи, от которых нам часто становится неловко — ну, скажем, «любите своих врагов» или «приглашайте в гости тех, кому это больше всего нужно», или «любите Бога больше всего другого». Так что расслабленной и комфортной жизни с Ним не дождёшься. Его и тогда не могли прибрать к рукам, и сейчас ни у кого это не получится. Только вот что я вам скажу…
Брэддок подался вперёд и энергично ткнул трубкой в воздух. Глаза его оживлённо блестели. Я обернулся и с изумлением увидел, что Эверетт Гландер и дядя Ральф слушают чуть ли не с открытым ртом, как маленькие дети.