— Что такое делает лаборатория Эрияура, если информация о ней засекречена? — спросил Робинсон.
— Я уже читала лекцию об окружении человека, — ответила Модель и замолчала, не желая больше распространяться на эту тему.
Робинсон смутно припомнил «белых» и «черных» роботов, наперебой то открывающих у человека третий глаз, то обучающих колдовству, вспомнил какие-то «сосуды», собственную сороконожку и решил на этом успокоиться до более подходящего момента, когда на Модель нападёт словесный понос.
Вместо этого он спросил:
— Если это правительственная лаборатория, то почему за нами охотятся? Сокровища мы уже как бы отдали, секретов не похищали. Кстати, раз уж это правительственная лаборатория, то Национальный Банк обязан был вернуть им сокровища.
— Отвечу кратко, — сказала Модель. — Это не правительственная лаборатория. Между лабораторией и спецотделом заключено определенное соглашение и только. Правительство не отвечает за долги и утраты лаборатории. Теперь относительно вас троих, голубчиков. Эрияур желает вас встроить в свою архитектонику, так как выделяет вас среди прочих. Вы единственные надули его. Это честь.
— Хороша честь, — пробормотал Робинсон. — Я выиграл у компьютера в шахматы, после чего он меня зауважал и пожелал встроить в свою систему. Я же там подохну, среди железяк-то, не жрамши. Или он меня будет электроэнергией подкармливать? Благодарю покорно.
— Напротив, он хочет сделать вас вечными, — сказала Модель. — Приблизить к себе. Я бы на вашем месте подумала.
— Она бы подумала! — Робинсон встал из-за стола и забегал по комнате. — Неблагодарная. С кем я делю свой тяжкий быт? Кому я верю, как самому себе? Кого пригрел на чахлой груди? Всё, суну голову в духовку. Кинусь в унитаз.
Модель, обеспокоенно жужжа, принялась летать за ним.
Он отмахивался, восклицал: «Предательница! Изменница! Кыш от меня, коварная прелестница».
— Я пошутила, — выбрав момент, пролепетала Модель.
— Ну и дура, — мгновенно отреагировал Робинсон, которому уже надоело разыгрывать комедию.
На сей раз надулась Модель. Отлетев в сторону, она сделалась ядовито-зеленой и начала издавать звуки, обозначающие презрение. Она говорила: «Пфе. Хм. Пщщщ. Фу. Хо-хо-хо. Хэ-хэ-хэ. Бумц».
Робинсон, усевшись на диван, усердно зевал, не обращая на неё никакого внимания.
— Сам дурак, — сказала наконец Модель. — А я знаешь, какая умная? Я Пифагору подсказала систематику чисел. Слышал о Пифагоре? Я Македонскому выстраивала линии атаки. Знаешь такого? Я Нострадамусу показывала будущее. О Нострадамусе слышал? Известна тебе эта знаменитейшая фамилия? Я ужасно умная.
— Тогда предскажи моё будущее, — ухмыльнулся Робинсон.
Модель помолчала, прицениваясь к нему, потом сказала:
— Ты будешь бегать, как заяц.
— От тебя, что ли?
— Это уже второй вопрос.
Глава 20. Ваша взяла
— Кто я? — переспросила Джина. — Сядь в кресло, Джим, а то стоишь в этих плавках, как укор совести.
Шоммер сел в кресло.
— Давай лучше спросим, кто есть вы? — сказала Джина, возлежащая на кровати в весьма соблазнительной позе. — И по какому праву узурпировали Землю?
— То есть, как? — удивился Шоммер. — Живем мы тут.
— Что от вас бедняжке Земле? — сказала Джина. — Вы — туповатые, похотливые существа, объявившие себя царями Природы, насилуете несчастную Природу самым нещадным образом. Мало того, что вы всё вырубаете, выкачиваете, высасываете, у вас еще руки худые, как у последних дурней. То у вас горят леса, то шахты рвутся, то нефть разливается. Всюду проплешины от вашей деятельности, мусор и вонь. Хорошо же вы живете.
— Как умеем, — кисло ответил Шоммер. Джина была права.
— Поехали дальше, — сказала Джина. — Вы любите объявлять себя избранными. Например: вы, земляне, единственные разумные существа во Вселенной. Почему? Потому что на ваши идиотские радиозапросы никто не отвечает. Хоть стой, хоть падай. Кто же вам ответит, если прочие давно уже ушли из трехмерного мира? Повзрослели и ушли. Но вы этого понять не хотите, поэтому скоро объявите себя царями Вселенной и будете насиловать уже её. Свалки — в космос, радиационные отходы — в космос. Провозгласите, что Земля — живым, и будете умерших хоронить в космосе. Всё равно ведь ничей, то есть ваш. Самозванцы вы. Нечего вам на Земле делать.
— Ну, ты гвоздишь, — сказал Шоммер. — Ну, ты пули отливаешь. Тебе, милая моя, нужно в проповедники. Пафосу в тебе, как молока в корове.
— Не нравится? — Джина ухмыльнулась. — Тогда нечего дурить. Марш в постель.
— Пара вопросов, — сказал Шоммер, не трогаясь с места. — Первый: вы будете вместо нас?
— Будем.
— А по какому праву? Вы что — тоже Божьи твари?
— Мы клонированы, как и вы, — сказала Джина. — Или ты уверен, что вы произошли от обезьяны? Что же касается одухотворяющих матриц, то они у нас и у вас одинаковые. В чем между нами разница? В том, что мы лучше приспособлены к этому миру. Мы здесь рождены, а пришельцы-то на самом деле вы. Мы угодны Земле, мы её обустроим, как игвы обустроили подземное царство, от вас же, лиходеев, она хочет избавиться.
— Запугала ты меня, аж жуть, — сказал Шоммер, вставая. — Ладно, подвинься. Чего терпеть-то, если матрицы одинаковые?..
Потом уже, в ресторане, где они уплетали нежных омаров, к ним за столик подсел веселый грек Деметрус, да так и прилепился, шутя и балагуря. Так с ними потом и таскался.
День был какой-то странный, кувырком. Они ходили из бара в бар, пили в своё удовольствие, помаленьку набираясь, ржали, дурачились, в общем напрочь вышли из обычного графика. Посуду не били, но вели себя эпатажно, вызывая косые взгляды барменов.
Шоммеру нужно было выплеснуть свои эмоции, и он их щедро выплескивал. Джина и Деметрус прекрасно подыгрывали. Зачем им это было нужно — непонятно. Шоммер подозревал, что Деметрус того же поля ягода, что и Джина. Им-то зачем выплескивать эмоции, которых быть не должно? Но они подыгрывали, и слава Богу.
К вечеру они изрядно нагрузились, и в очередном баре подрались с еще более пьяными морячками.
Морячков было семеро. Чтобы выделяться среди прочих, не морячков, они были в белых моряцких шапочках. По поводу этих шапочек и прошелся шаловливый Деметрус, найдя их похожими на миски для собачьего корма.
Разумеется, ближайший морячок, сидящий на прицепленном к стойке стульчике, развернулся и дал ему в глаз. Деметрус сатанински захохотал и дал в глаз морячку, сшибив его со стульчика.
Морячок улетел под стол, но быстро оттуда вылез. Тем временем грек сцепился уже с другим морячком — жилистым и прыгучим. Еще один поспешил прыгучему на помощь, но его перехватил Шоммер. Незаметно как в драку была вовлечена Джина, которая работала кулаками не хуже Деметруса.
В зале поднялся визг.
Первый морячок, тот, что побывал под столом, подобравшись сзади, треснул Деметруса по голове пустой бутылкой. Грек упал, морячок начал отплясывать на нем джигу. Прыгучий, которого Деметрус успел послать в нокаут, очнулся, поднялся с пола и присоединился к товарищу. Джигу он отхватывал не так резво, заплетались еще ножки-то, однако топал старательно.
Морячки владели боксом, но не как чемпионы, а где-то на четверочку. Однако при этом все они были физически крепки, резки и феноменально держали удар. Дашь такому в пятак, он укатится куда-нибудь, потом с криком бежит назад. И молотит, молотит кулаками по воздуху, как заведенный, устанешь уворачиваться. Глядишь, не увернулся вовремя — он и попал, паршивец. А кулачки-то с арбуз, трудовые.
Шоммер понимал, что ситуация не в их пользу. Он уже свалил двоих, свалил надежно, намертво, но оставались еще пятеро. Деметрус лежал на полу и не шевелился, и это было плохо. Против Шоммера дрались сразу четверо, пятый сражался с Джиной. Сражался на полную катушку, норовя засветить кулачищем в глаз или челюсть. Несчастная нежная Джина.
Шоммер чувствовал, что начинает уставать — не было у него моряцкой закалки, но вот один морячок попался на прием, затем через несколько секунд другой. Первому Шоммер своротил набок нос, второму вывернул в суставе руку. Кровавые сопли, мат. Всё, это не бойцы.