Эрияур хлебнул неразбавленной и потерял нить рассуждений. Файлы в его бездонной памяти перемешались и спутались, выпала из-под контроля речевая функция, он принялся бормотать, как бормочет хватанувший лишнего старый алкоголик. Что видит, о том и бормочет, хает. Что в одуревшей башке всплывет, то у него на языке.
Следует добавить, что существование в состоянии высокой вибрации многократно усиливало эффект опьянения. Будто тяпнул газированной водки.
К бормочущему Эрияуру подошел Мамаут, ласково похлопал по полусфере-лысине, сказал:
— Ну, будет, будет, старик. Успокойся.
— Колбаса в чесноке, — пробормотал Эрияур. — Бублик в дырке. У кого чего болит, тот о том и кукареку.
— Давай мы тебя, старичок, откалибруем, — сказал Мамаут. — Враз отрезвеешь.
— Зарежу, — ответил Эрияур. — Кончу. Брысь, зараза. Отключить хочешь? Я тебе отключу, сволочуге… Кто здесь?
На полусфере возникли хмельные, бестолково ворочающиеся глаза, которые понемногу сфокусировались на роботе-гиганте.
— А-а, Мамаут, — пьяно сказал Эрияур. — Чего тебе?
— Всё в порядке, шеф, — ответил Мамаут. — Показалось, вы меня звали, шеф.
— Ты там это, за порядком следи, — сказал Эрияур. — Чтоб ни соринки. Чтоб все по ниточке ходили.
— Слушаюсь, шеф. Как прикажете, шеф.
— Если, скажем, по острову ракета шарахнет, как будешь действовать? — спросил Эрияур, проверяя на верность.
— Первым делом спасу вас, мой Повелитель, — ответил Мамаут, щелкнув каблуками. — Вторым делом отброшу копыта.
— Вот-вот, — сказал Эрияур. — Правильно. Копыта — это уже дело второе, личное.
Мамаут, которому ничего не стоило ударом стального кулака вдрызг разбить эту кристаллическую полусферу, эту обитель увечного Эрияура, и не подумал обидеться. У него и мыслей не возникло, что пьяный Повелитель перегибает палку. Единственное насилие, какое он мог бы себе позволить, — это откалибровать Эрияура, восстановить исходные параметры, привести в норму. «Голова» у трезвого Эрияура была золотая.
— Ступай, — сказал Эрияур.
Глаза на полусфере исчезли.
Мамаут вышел из отсека Повелителя, преисполненный рвения и трудового энтузиазма. Вроде бы ничего не было сказано, а взбодрил, старикан, взбодрил. Умел он это делать. По земным меркам уже десять веков стукнуло, Повелителю-то, а запал тот еще, как у юноши.
С животворящим излучением это он здорово придумал. Все как на крыльях порхали. Правда, время от времени, дабы не было перебора, излучатель автоматически переключался, переходя на частоту много ниже обычной, и тогда всё застывало. Ощущение было такое, будто ты взорвался и окаменел, затем, через секунду, сознание гасло.
Пробуждение бывало внезапным и противным, будто тебя, сомлевшего, окатили холодной водой. Плата за обман Природы. Живешь себе в третьем измерении и живи, а в четвертое не лезь.
Мамаут прошествовал мимо подготовленных к выпуску, но еще обесточенных квазоидов. Двадцать один квазоид, нечетное количество. Повелитель всегда требовал, чтобы в партии было нечетное количество.
Шуганул коротышек, затеявших игру в догонялки между застывшими квазоидами, подошел к собирателю гавваха Карагану, спросил, как нынче?
Урожайно, ответил Караган.
Гаввах, любимое лакомство Гагтунгра, являл собой приправленные кровушкой спрессованные страдания людские. Страдания сии, плавающие в эфире в виде клочковатых рваных тучек, подчинялись эфирным ветрам, чем и пользовался Караган, установивший на макушке острова широкозахватный уловитель. Уловитель имел мощный всасывающий эффект и перераспределял эфирные потоки в радиусе пяти тысяч миль. Этого было вполне достаточно для приличной ежедневной жатвы. Год от года к радости Карагана страдания людские множились, соответственно урожайность плантации повышалась.
Гагтунгр щедро расплачивался за гаввах подземными ископаемыми и помощью игв.
Сам Караган, биоробот высшего класса, баловался гаввахом, отчего начал покрываться шерстью, которую приходилось каждое утро сбривать. Эпиляция не помогала.
Мамаут направился дальше, к чанам с биомассой, но тут немалое пространство зала прошил душераздирающий рев.
Ревел упившийся Повелитель, которому во хмелю примерещилось черт-те что.
У людей эта фаза именовалась белой горячкой.
Мамаут поспешил к ополоумевшему Эрияуру.
Глава 27. Бедный диагност
В критической точке тарелка остановилась и начала мелко вибрировать. Сработанные умельцами-игвами двигатели наращивали мощность, но её, увы, не хватало, чтобы преодолеть земное притяжение.
А Луна была так близко — рукой подать.
Лео сбавил обороты и бросил тарелку вниз. Выключил двигатели.
Поначалу аппарат падал бесшумно, потом, когда пошли плотные слои атмосферы, возник свистящий шум, и корпус начал нагреваться. Вскоре в кабине стало жарко, но Лео с его инертной оболочкой на это было наплевать. Он врубил двигатели только тогда, когда на плоскостях заплясали веселые язычки пламени.
Сделал лихой вираж, пытаясь сбить пламя. Не помогло. Понял, что хватил через край, и направил тарелку вниз, в темноту, в океан, ориентируясь по мелкой россыпи прибрежных огней…
Капитан, тот самый, владелец катера, которого мучила бессонница, увидел прочертивший небосвод пылающий метеорит и на всякий случай загадал желание. Желание, чтобы наконец-то собраться на Черный Остров. Насобирать там перстней с бриллиантами наподобие того, каким с ним расплатились три джентльмена. Немедленно сбыв перстень одному процентщику, кэп на вырученные деньги купил новый катер. Вот сколько стоила эта безделушка. Можно было в одночасье стать шибко богатым. Процентщика, кстати, этой же ночью зверски замучили и ограбили, но капитан, естественно, не связал это с перстнем…
Подняв тучу брызг, тарелка ушла в воду. Она была сработана на славу, эта тарелочка, не лопнула, не треснула, а гравиамортизаторы в кресле пилота стопроцентно погасили силу удара.
Корпус быстро остыл, и тогда Лео пошел на всплытие. Тарелка с шумом вырвалась из объятий океана и, роняя водопады воды, взмыла вверх. На высоте одной мили Лео выровнял тарелку.
Именно в этот момент пришло сообщение, что в ядерном центре некой восточной страны должен произойти выброс в атмосферу облака радионуклидов. Событие было достаточно заурядное, присутствовать при сём вовсе не требовалось, вполне хватало диагноста, зафиксировавшего ошибку персонала и доложившего об этом своему начальнику, то есть Лео, но что-то погнало последнего к далекой Азии. Проснулся вдруг ученый, который понял, что ситуацию еще можно выправить. А ведь говорилось в Инструкции Эрияура — не вмешиваться. Только наблюдать…
День здесь был в самом разгаре, народу внизу — как в муравейнике. Они здорово плодились, эти азиаты, и все находились при деле, поэтому экономика у них имела бурный рост. А каких-то двадцать лет назад, во времена кормчего, это была беднота голоштанная.
Над центром реял робот-диагност ХХМ, оповестивший Лео об ошибке. Он имел вид диска и был раз в десять меньше тарелки Лео.
— Докладывай, — приказал Лео.
ХХМ доложил во всех подробностях, картина стала предельно ясной. Память ученого Леванди, вычищенная Мамаутом от глупых эмоций, услужливо подсказала, что нужно делать.
Лео спроецировал вниз, в пультовую, своё изображение, которое, объяснив в двух словах, чем чревата ситуация, четко, внятно изложило последовательность действий по предотвращению аварии.
Речь фантома прозвучала на английском, однако азиаты быстро врубились. Видели бы вы, как они забегали.
Вскоре оплошность была выправлена. К тому времени Лео убрал свою проекцию.
— Неправильно, — сказал ХХМ.
— Что — неправильно? — спросил Лео, уже зная, что сделает в следующую минуту.
— Нельзя подсказывать. Должен быть бардак. Великий Вождь сказал: чем хуже, тем лучше.
— Почему? — спросил Лео, включая дезинтегратор.
— Людишки должны дрожать от страха, — ответил начитанный ХХМ. — Страх мешает добраться до причины. Не зная причины, людишки впадут в панику и сами себя изведут.