Слова Робинсона «рассказывай, что ты за модель такая?» были подвергнуты сферой уничижительной критике. Первое: что такое «рассказывай»? Как можно рассказать о том, чему в человеческом языке нет определений? Тут нужно не просто рассказывать, нужно показывать, внушать, втаскивать в другие измерения. Второе: «что ты за модель такая?» Моделей Мироздания, как известно, строго учтенное количество, они являются отображением Планов Прошлого, Настоящего, Будущего и их вариантов. Принцип таков: в каждом Прошлом воссоздается Настоящее и Будущее, в каждом Будущем воссоздается Прошлое и Настоящее, в каждом Настоящем воссоздается Прошлое и Будущее. То есть, всё закольцовано, всё взаимосвязано. Можно сказать, что Прошлое, Настоящее и Будущее происходят одновременно. Стало быть, каждая Модель хоть и отличается от другой учетным номером, по сути адекватна любой другой Модели, посему вопрос «что ты за модель?» бестактен и глуп.
Далее. Если мистер Робинсон желает узнать о месте рождения Модели, то не дождется. Этого трехмерным сапиенсам знать не дано.
Таковы основные факты биографии. Ответ, так сказать, на глупый и бестактный вопрос.
Всё это было изложено непререкаемым детским голоском.
Робинсон, сортирующий драгоценности, ухмыльнулся.
Это ж надо умудриться столько наговорить и ничего конкретного не сказать. Оказывается, демагогия не чужда и Высшим Сферам, откуда по намекам Модели она появилась.
— Ладно, — сказал Робинсон. — Тогда будем задавать конкретные вопросы. Согласна?
— Согласна, — отозвалась Модель. — Задавай.
Глава 5. Бабочка не птица
Шоммер ничего не стал сортировать, а засунул рюкзак и сумку в бронированный несгораемый сейф и запер на ключ. Сейф он по случаю оприходовал в одном из проворовавшихся казино, имущество которого было выставлено на продажу. Оприходование, само собой разумеется, произошла до объявления о продаже.
В сейфе удобно было хранить оружие, деньги, документы — душа не болела. Даже если в квартиру заберется вор, двухотсечный стальной сейф ему упереть не под силу. Сейф его размажет по полу. Так же и в случае пожара: всё сгорит, а он останется торчать, как печная труба. Главное, что замок до того хитрый, что и ключом-то не всегда откроешь.
Золотишко было весьма кстати — Шоммер сидел на мели. Свободных денег оставалось месяца на два. Связанных денег, то есть тех, что в обороте, в акциях, на спецсчетах, Шоммер не трогал, это был задел на беззаботную, благополучную, счастливую старость.
Теперь о работе, об этой унижающей достоинство кабале, когда идиот-начальник, брызгая слюной, обзывает тебя козлом и учит тому, что ты делаешь лучше его в тысячу раз, о такой дурацкой работе можно было больше не думать.
Зато можно было раскинуть мозгами по поводу собственного сыскного агентства. Со своим офисом, со штатом детективов, с секретаршей. Бандюг, ворюг и насильников, особенно тех, которые способны «замочить», Шоммер ненавидел даже больше, чем ослов-начальников.
Прихватив из сейфа пару колечек поскромнее, Шоммер перекусил в ближайшей забегаловке, после чего направился к знакомому скупщику. Скупщик, выходец из Одессы, большой ценитель ювелирных изысков, восхищенно поцокал языком и предложил за оба колечка 30 тысяч. Шоммер согласился.
Он накупил продуктов, спиртного, выпил бутылку пива и залег поспать где-нибудь на часик. Часа через три его безмятежный сон прервал громкий и противный телефонный звонок, способный поднять мертвого. Звонок в телефоне специально был настроен так, чтобы звучать громко и противно, ибо нежные трели в ночной тишине могли не разбудить спящего полицейского и он по этой причине мог проворонить внезапное задание, а это по разумению кретина-начальника было равносильно дезертирству в военное время.
— Френк, — сказал на другом конце провода Робинсон. — Нужно срочно сбывать безделушки.
— Какие безделушки? — не понял со сна Шоммер. — А — эти. Я уже парочку сбыл. А в чем дело?
— Сможешь сейчас приехать?
Шоммер посмотрел на часы, было семь вечера. Сиси должна была прийти в девять, еще уйма времени.
— Смогу, — ответил он.
— Жду, — сказал Робинсон и положил трубку.
За десять минут «Мустанг» домчал Шоммера до расположенного в пригороде логова. Там уже был Галахер, которому до Робинсона было поближе. Его «Олдсмобиль» стоял у крыльца.
Дверь была открыта. Из прихожей бросилась в глаза внушительная куча драгоценностей на полу в гостиной. Сокровища караулил Стагер, который, увидев Шоммера, дружелюбно завилял хвостом.
— Эй, — позвал Шоммер. — Ау.
— Давай сюда, — раздалось со второго этажа.
— Я дверь запру, — предложил Шоммер. — А то тут у вас всё как на блюдечке разложено.
— Запри, если не лень, — отозвался Робинсон.
Ну, орлы, подумал Шоммер, защелкивая замок.
— Вы что, ребята? — сказал он, поднявшись на второй этаж. — В округе садист работает, мародеров полон лес, а у них дверь чуть не нараспашку.
— Тебя ждали, — коротко ответил расхаживающий по кабинету Робинсон и взял со стола, на котором стоял включенный компьютер, некий круглый серебристый предмет. — Как думаешь, что это такое и откуда?
— Яйцо птеродактиля? — предположил Шоммер. — Из Атлантиды?
— Пальцем в небо, — Робинсон подмигнул бесстрастному Галахеру. — Это Модель Мироздания с Черного Острова.
— Обалдеть, — сказал Шоммер. — Ты меня ради этого яйца пригласил?
— Ага, — ответил Робинсон, положив шарик на стол. — Ты не думай, Френк, что мы тут сбрендили, но это не просто Модель, а говорящая Модель. И весьма строптивая. Любит говорить загадками. Я её называю Мо. Спроси у неё: «Мо, сколько будет дважды два?»
— Мо, сколько будет дважды два? — повторил Шоммер.
— Четыре, дурачок, — миленьким детским голоском прощебетала Модель.
— Почему дурачок? — спросил Шоммер.
— Умные такие вопросы не задают, — ответила Модель. — Умные возьмут арифметику за первый класс и найдут там чего надо.
— В общем, понял, да? — сказал Робинсон. — Но на серьезные вопросы отвечает серьезно. Только ответы с разбегу ни черта не поймешь. Сплошные тайны и символы. Мне кажется, когда Нострадамус писал свои «Центурии», он подключался к нашей Модели. Верно, Мо?
— Возможно, — отозвалась Модель.
— Повтори, пожалуйста, свой ответ, Мо, — попросил Робинсон. — Почему на острове нас не тронули?
Модель помолчала, потом совсем другим голосом, уже не детским, а приятным женским сказала:
— Бабочка не птица. Время длится долго, а пролетает, как миг.
— И что сие значит? — спросил Шоммер.
— Что-то типа этого, — Робинсон подсел к компьютеру, открыл текстовый редактор и прочитал текст на электронном листе:
— Объект классифицирован, как имеющий другие, нетипичные характеристики. Во втором предложении, возможно, иносказательно подразумевается жизнь, отпуск, период созерцания.
— То есть, нас приняли за других, — сказал Шоммер. — А у Цербера был отпуск. Так, что ли?
— Так, — согласился Робинсон. — Я думаю, всё дело в экранирующей сеточке. Цербер не уловил излучений, характерных для сапиенса. Он принял нас за животных. Кроме того, у Цербера был не отпуск, а мертвый час. Поэтому не было фона. Я прав, Мо?
Модель промолчала.
— Разумеется, прав, — самому себе ответил Робинсон и посмотрел на экран монитора. — Вот еще расшифровки. Модель, резвясь, превратилась в ожерелье. Почему «резвясь», по какому поводу «резвясь» — непонятно. Далее: катер каменюгами обстреливал Мамаут. Кто есть Мамаут, не нам знать. Ну и, наконец, самое главное: сокровища меченые. Счастья тому, кто ими обладает, они не принесут.
Он откинулся в кресле и зевнул, пробормотав вслед за этим: «Придет громила Мамаут, рога поотшибает».
Шоммер угнездился на старинном диване рядом с безмолвным Галахером. В зад ему сейчас же, тренькнув, впиявилась твердая пружина. Робинсон сволок в своё логово всё старье от бабушек-дедушек и категорически не хотел с этим расставаться.
— В смысле, нужно сдать всё оптом? — нарушил молчание Галахер. — Тогда потеряем 50 %.
— А эта Мо не врёт? — недоверчиво спросил Шоммер. — Всё-таки, казачок засланный, считай — шпион. Может, её закопать, чтоб не стучала?