Робинсон самолично изготовил четыре экранирующие сеточки с автономным питанием (одну для капитана катера, но это так, на всякий случай, если вдруг последний заартачится и не захочет покидать своего судна. Подразумевалось, что капитан не потребуется, Шоммер имел приличную практику судовождения), которые оказались на удивление хороши. Излучение СВЧ отскакивало от экрана, как горох от бетона. То же самое было с рентгеновским и радиационным излучениями. По завершении проекта можно было смело патентовать изобретение и грести за него деньги лопатой.
Но этого, разумеется, было мало, тело-то, грешную худосочную плоть, тоже нужно было предохранять, и Робинсон приспособил для этой цели гидрокостюмы, напылив на них защитный состав с примесью свинца. На голову поверх сеточки, целью которой было оградить мозг от направленных излучений созданием энергетического панциря, надевался мотоциклетный шлем с защитным забралом, покрытый идентичным напылением. Видимость сквозь зачерненное стекло при этом ухудшалось ненамного. Сверху к шлему был прикручен фонарь, питаемый от аккумулятора.
Когда всё было готово, Робинсон и Галахер взяли по две недели отпуска и вместе с Шоммером, которому отпуск брать было не нужно, направили свои стопы на запад, к Тихому океану.
За пару с небольшим часов вертолет домчал их до Манзаниты, где снаряжение и провиант были перегружены в зафрахтованный на неделю катер.
Сняться с якоря решено было завтра утром и, поскольку время еще было детское, друзья организовали ужин, на который пригласили капитана.
Капитан посудины, приземистый морской волк лет шестидесяти с гаком, загорелый, продубленный, просоленный, с дыркой вместо двух нижних зубов, куда удобно помещался мундштук старой прокуренной трубки, хватив стакан рому и закурив, добродушно осведомился:
— Куда лыжи вострим, ежели не тайна?
Надо же, терпел себе, терпел, ни разу про конечный пункт не спросил, а тут н
— На Черный Остров, папаша, — весело ответил Шоммер. — Туда, где черти водятся.
Капитан подавился дымом, заперхал, начал вытирать слезы круглыми коричневыми кулаками, потом молча набухал себе еще стакан, выпил одним махом и сипло заявил:
— Чао, ребятки. Рад был познакомиться.
Пришлось уламывать. На это ушли два часа, еще пара бутылок рома, добрый кусок ветчины и тысяча долларов вдобавок к уже полученному кэпом гонорару. Капитан категорически отказался плыть вместе с ними, и эта тысяча была как бы страховкой за катер. Смешная, надо сказать, страховка, если учесть, что катер тянул не на один десяток тысяч.
Капитан заснул за столом с погасшей трубкой во рту. За руки — за ноги его отнесли в каюту на кровать. Трубку изо рта вынули, положили на стол.
Сами устроили себе ложе на корме, где и проспали до восхода.
Разбудил их капитан — изрядно помятый, смурной, но вполне трезвый и здраво рассуждающий. Как будто и не было вчера трех бутылок рома.
Океан был тих, причал пуст — ни человечка, только лодки, катера да пара яхт.
Капитан, отказавшись похмелиться, выкушал бокал кофе, сказал: «Вернетесь раньше, оставьте катер здесь же или поблизости. Не забудьте пришвартоваться. Ключ положите в бардачок, Френк знает куда. Давайте, ребятки, семь футов под килем», — и ушел, не оглядываясь. Не взял ничего из своего барахла. Наверное, это было нехорошей приметой: забирать что-то с судна перед отплытием.
Шоммер встал у штурвала, и катер, бодро тарахтя, отвалил от причала.
Солнце медленно поднималось за спиной, на небе не было ни облачка, день обещал быть жарким.
Робинсон вытащил на палубу шезлонг, водрузился на него, раскрыл толстенный «Форчун». С шезлонга хорошо просматривался горизонт, и он больше смотрел туда, вдаль, чем в журнал.
Вроде бы сделано было всё, потрудились на славу, уложились в кратчайшие сроки, но сейчас, когда можно было успокоиться, в голове постоянно крутилась подлая мыслишка. Мыслишка была такая: не может быть, чтобы никто не попробовал, защитившись аналогичным образом, взять золото. Уж больно всё просто. Приехал в скафандре астронавта, загрузил баржу и адью. Миллионером больше. Глядь, и другие бы потянулись за золотишком-то. Ан нет, не тянутся.