– Кажется, рукава стали теснее, чем во время прошлой примерки, – тревожно сообщил дер Даген Тур и уставился на сидящего у ног Малика: – Почему?
– Их специально перехватили булавками, – успокоил хозяина Валентин. – На время.
– У меня такое чувство, что, если я подниму руки, месвар порвётся.
– Все предыдущие месвары от синьора Малогера выдерживали это нехитрое испытание, мессер.
– Но я не помню, было ли в них так тесно во время примерки, – посетовал дер Даген Тур. – Помню лишь, что во время примерок меня постоянно отвлекали какие-то дела…
Кутюрье снова вздохнул.
Помпилио слегка повёл могучими плечами, молча, но отчетливо показывая окружающим, что им тоже неуютно, и скептически покосился на слугу – Теодор привычно выдержал взгляд и ответил своим, преисполненным чувством выполненного долга, после чего дер Даген Тур вздохнул и вернулся к прерванному разговору:
– Итак, теперь позвольте представить Улле дер Вигге, капитана доминатора «дер Каттер». Именно ему вы обязаны своим спасением.
И гости, до сих пор увлечённо внимающие тонкостям построения парадных месваров, охотно переменили тему.
– К счастью, у Йорчика хватило благоразумия не ввязываться в бой, – улыбнулся Каронимо.
– К счастью, у галанита хватило благоразумия не причинять вам вред, – уточнил дер Даген Тур, придирчиво изучая пуговицы на обшлаге. – В этом случае капитан дер Вигге мгновенно сменил бы знаменитую лингийскую сдержанность на всесокрушающую лингийскую ярость.
– Да, – согласился Бааламестре. Заметил поднятую бровь Баззы Дорофеева, капитана «Пытливого амуша», сообразил, где ошибся, и молниеносно поправился: – Да, мессер.
Валентин и оба старших офицера посмотрели на толстяка с одобрением, а вот сам Помпилио, похоже, не заметил оговорки, продолжая задумчиво вертеть одну из пуговиц, то ли проверяя её на крепость, то ли просто так, от нечего делать.
После того как «дер Каттер» отогнал «Розу Халисии» от бронекорды, Павел прокомментировал происходящее с грустной иронией: «Похоже, на нас предъявил права хищник покрупнее», и все покосились на радостно вопящего Мерсу, который заткнулся, выплюнул пыль и разродился путаной речью о том, что всё не так плохо, как кажется. И оказался прав. Их взяли на борт, распределили по первоклассно оборудованным офицерским каютам и предложили чистую одежду. «Дер Каттер» же подхватил бронекорду, которую Гатов не захотел оставлять менсалийцам, после чего цеппели отошли южнее и зависли, ожидая, когда точка перехода вновь станет активной.
Приведшие себя в порядок гости были приглашены на аперитив в кают-компанию, где обнаружили примеряющего месвар Помпилио, Теодора с зеркалом, кутюрье с тремя помощниками, двух капитанов и столик с бокалами и напитками. Все были представлены дер Даген Туру, выразили благодарность за спасение и выслушали письмо Эзры Кедо – Павел счёл своим долгом донести до спутников его содержание.
Затем возникла естественная пауза – учёные обдумывали ситуацию, – и лишь после этого Алоиз осторожно уточнил:
– Прошу прощения, мессер, но кем мы должны себя считать?
– Моими гостями. – Помпилио заметил в глазах инженера недоверие и добавил: – Я дал слово Эзре отпустить всех спутников Мерсы, но при этом, к огромному моему сожалению, забыл оговорить их количество.
– То есть мы с Агафреной…
– Да, ты и твоя возлюбленная – мои гости. – Дер Даген Тур перевёл взгляд на алхимика: – Ты необычайно дорого мне обходишься.
– Мне очень жаль, мессер, – пролепетал тот, с трудом удерживая желание заняться протиркой очков.
– Надеюсь, ты не растерял свои навыки?
– Я много практиковался.
– Хорошо.
Помпилио резко повернулся к Гатову, Малик застонал, и кают-компанию заполнил умоляющий крик Теодора:
– Мессер, пожалуйста, не шевелитесь.
– Всё время забываю, что я занят. – Дер Даген Тур вздохнул и исполнил просьбу слуги наполовину: повернулся к Гатову, но медленно. – Ты свободен.
– Ваш поступок в высшей степени благороден, мессер, – склонил голову Павел.
– Но неразумен с точки зрения логики, – прищурился адиген. – В моём лице, а точнее, в лице Линги ты мог бы обрести надёжных друзей и покровителей. И ты, Холь, тоже.
Все понимали, что предложение не могло не прозвучать, так же, как то, что сейчас оно будет отклонено. Учёные переглянулись, после чего Гатов развёл руками:
– Не хочу говорить за Алоиза, но для Линги и всего Герметикона будет лучше, если я исчезну. Простите, мессер, я не хочу войти в историю создателем чудовища.