Выбрать главу

Матери возразить было нечего, и Никитка отправился из родной деревни в Оренбург. Дядька Кирилл оказался угрюмым мужиком, невысоким, тощим, в неряшливой монашеской одежде, перепачканной красками. Никитку он встретил неприветливо, но в обучение взял.

Учеба была непростой: поначалу приходилось больше по хозяйству возиться: дрова таскать, кисти мыть, в мастерской и в келье дядьки Кирилла убираться. Но Никитка был парнишка деревенский, к работе приученный, старательный. Дядька Кирилл прилежание ученика заметил и стал учить его растирать краски, яичные желтки, находить разноцветные глины, из которых эти самые краски изготовлял. К тому же у парнишки открылся изрядный талант к рисованию.

- Виданное дело, - ворчал дядька Кирилл. - Сейчас стали иконы готовыми красками писать. Когда ж такое было?!

Никитка, которому приходилось вручную растирать краски, искать цветные глины, был совсем даже не против готовых красок, но об этом помалкивал, зная не только тяжелый характер дядьки Кирилла, но и его тяжелую руку.

Угрюмый дядька почему-то привязался к такому же, как он, молчаливому мальчишке. Стал выделять его трудолюбие, брать с собой выполнять заказы.

Вот так и оказались они в небольшом городке под Оренбургом, куда приехали к местному дворянину, обновить иконостас.

Под мастерскую выделили им небольшую светелку во флигеле. Там же, на кухне, они и кормились тем, что оставалось после барина и его родни, квашеной капустой и картошкой, да пареной репой.

Вместе с ними столовалась дворня и пришлые артельщики, ставившие каменное крыльцо и строившие новую конюшню.

Обычно молчаливый дядька Кирилл в последнее время стал проявлять удивительную для него разговорчивость, жадно выслушивал вновь пришедших, живо участвовал в разговорах. Никитка этими беседами не очень интересовался: в последние дни все разговоры так или иначе сводились к Пугачеву, который шел с войском на Оренбург. Вот и сегодня говорили о том же.

- Слышь, богомаз, - наваливаясь грудью на стол, спрашивал дядьку Кирилла дюжий артельщик. - Правду бают, что Пугач этот самый никакой не казак беглый, а сам царь анпиратор Петр Третий?

- Про то не знаю, - обиженно поджал губы дядька Кирилл, который не любил, когда его называли богомазом.

- Ты же с самого Оренбурга, там-то что про Пугача говорят? - не унимался артельщик.

- Много там чего говорят, - уклончиво ответил дядька.

- Ну все же? - не отставал дотошный артельщик. - Вы все же в Оренбурге живете, к начальству поближе. Обскажи нам, мил человек.

- Уважь, расскажи что знаешь, - придвинулись и другие артельщики и челядь. - Мы тут живем в темноте, в глуши, слухами кормимся, как вороны, что в воздухе поймали, то и съели.

- Я сам мало что знаю, - сделал попытку выйти из-за стола дядька Кирилл, но его удержали едва не силой.

- Ты нам, божий человек, поведай, что сам слышал.

- А что я слышал? - нехотя отозвался дядька Кирилл. - Разное говорят. На площади указ читали, что никакой он не Петр Третий, а беглый казак, разбойник Емелька Пугачев. А по рукам в городе бумаги ходят, вроде как грамоты его, он в тех грамотах пишет, что он царь, Петр Третий, Екатерина, жена его законная, извести его хотела, да ему спасти удалось, у казаков на реке Яике укрыться. А вот теперь настало ему время объявиться.

- И что еще в тех грамотах писано? - придвинулись к дядьке Кириллу артельщики и дворовые.

- Много чего там писано, - нехотя развел руками дядька Кирилл. Прельщает всяко. Говорит, что волей всех жалует...

- Слышь?! - восторженно гаркнул артельщик, который расспрашивал дядьку Кирилла. - Волей жалует! Конечно, царь!

- Только я сам тех грамот не видел, - поспешил пояснить дядька Кирилл.

В этот момент двери распахнулись, ворвались солдаты, в сопровождении одного из дворовых.

- Показывай, кто тут про разбойника Пугача байки рассказывал, толкнул в плечо дворового капрал.

- Вот этот вот, - ткнул пальцем перепуганный мужичок в дядьку Кирилла. - А вот этот больше всех спрашивал, - он ткнул в дюжего артельщика.

- Берите их! - приказал капрал.

Артельщик вскочил, попытался схватить скамью, но на него навалились солдаты, повязали и вместе с дядькой Кириллом поволокли на улицу, не дав одеться.

- Отпустите дядьку! - кинулся под ноги солдатам Никитка. - Он ничего плохого не говорил!

Его грубо оттолкнули.

- Погодь, парнишка, не тужи! - весело подмигнул ему связанный артельщик. - Будет им ужо! Придет Пугачев, освободит и меня и твоего дядьку!

Кто знает, чем кончилась бы для дядьки Кирилла его "разговорчивость", но только ночью в городок действительно вошел Пугачев.

Никитка проснулся от звука выстрелов и выскочил во двор. Там уже было полно народа, стоял гвалт, под ногами метались невесть кем выпущенные ошалевшие куры, добавляя суматохи и шума. Из конюшен казаки выводили лошадей. Возле погреба, в который заперли до утра дядьку Кирилла и не в меру любопытного артельщика, стояли обезоруженные солдаты. У капрала была рассечена щека, порван мундир. Их окружали вооруженные люди, пестро одетые. Казачьи папахи, островерхие башкирские малахаи, полосатые татарские халаты, все перемешалось во дворе.

- Ключи давай! - наскакивал на бледного капрала дюжий казак, замахиваясь саблей.

- Нет ключей, у хозяина ключи, - прохрипел капрал, сплевывая на снег кровь.

Выволокли во двор хозяина, в распахнутой шубе, накинутой прямо на исподнее.

- Ключи давай! - закричал на него казак.

- Ты на меня не ори! - дернулся хозяин, вырывая локти у державших его мужиков с саблями на боку. - Я - майор в отставке, почетный дворянин, не тебе, мужику, орать на меня! И ключей от меня не дождетесь. Выбросил я ключи в колодец.

- Ты с нами не шуткуй! - разозлился казак. - Давай ключи, если жить хочешь, сокровища давай!

- Я не за сокровища государыне и Отчизне служил! - вскинул гордо голову хозяин. - Нет у меня сокровищ. Да и были бы, вам, ворам, не отдал бы.

- Почто нас ворами обозвал?! - приступили к нему. - Мы не воры! Мы армия Пугачева! Императора Петра Третьего!

- Воры вы и есть, против законной царицы бунтуете, - упрямо мотнул головой хозяин, - а Пугач ваш - первый вор...

- Ах ты... - шагнул к нему казак, замахиваясь для удара плетью, но кубарем полетел в снег, сбитый ударом кулака.

Хозяина повалили в снег, сдирая шубу, казак вскочил на ноги и выхватил саблю, готовясь нанести смертельный удар.

Но во двор въехали несколько всадников, и казак опустил саблю.

- Об чем шумим, станичники? - ловко спрыгнув с коня, спросил рябой мужик в зипуне, подпоясанном яркой алой атласной лентой, за которой торчали рукояти двух пистолетов и кривой кинжал.

- Так вот, надежа государь, - поклонился казак, - запер этот кровопивец людей в подвал и ключ не дает. Сокровища свои наворованные выдать отказывается.

- Врешь, вор! - вскинул голову хозяин. - Все, что есть у меня, кровью оплачено. Все я воинской службой государевой заслужил.

- Ишь, герой какой! - хмыкнул прискакавший мужик. - Поднимите его, я в глаза его глянуть желаю. Ну, может, ты и мне послужишь?

- А ты кто такой есть? - спросил хозяин, поправляя на плечах шубу.

- Я? - весело удивился мужик. - Я - государь Петр Третий.

- Врешь ты все, - устало махнул рукой хозяин. - Какой ты государь? Ты вор, Емелька Пугачев, мужицкий царь...

- Да хотя бы и так! Не все вам, боярам да дворянам царей своих имать. Нужон и мужицкий царь, который волей жалует, - дернул щекой Пугачев. - Ты прямо говори, служить мне будешь?

- Дороже чести у меня сокровищ нет, - вздернул упрямый подбородок отставной майор. - Я государыне присягал, другой присяги принимать не стану. И тебе, вору, служить не буду. Мне твоя воля не нужна, я сам по себе волен служить тому, кому присягал.