Пашка меня просто бесит. Он не работает, а только машет руками да разглагольствует о всякой ерунде. Поработал он по-настоящему лишь раз, в первый день. Пашка не дал нам тогда даже позавтракать — так рвался к Желтому курганчику. Кричал, захлебываясь от восторга:
— В пять дней управимся! Кто бы он там ни был, как миленького выроем со всеми его сокровищами. Эти скифы, саки, или как их там еще, просто элементарное дурачье: захоронили своего мертвяка чуть ли не рядом с селом. Если бы знали, что мы придем и разроем их могилу, то утащили бы куда подальше да закопали поглубже.
Детеныш сказал, ощупывая лезвие своей лопаты:
— Во-первых, нашего села тогда еще и в помине не было, во-вторых, откуда тебе известно — глубокая могила или нет?
Пашка словно поджидал возражения, сыпанул, как автоматчик:
— Нет, дуплет, привет, скелет… Не нужно иметь много мозгов, чтобы сообразить это. Им нечем было копать, понял? Ни лопат, ни лома. А палкой много не наковыряешь. Чуть присыпят мертвяка и — привет.
Детеныш хмыкнул:
— Видали — доктор наук! Академик! Киндервунд!
— Не киндервунд, а вундеркинд. Тоже мне умник нашелся, — язвительно захохотал Пашка.
— Пусть вундеркинд, все равно. А тысячу лет назад не только железо, но и золото уже добывали. И оружие ковали, и инструменты всякие делали.
Пашка хотел было по привычке вступить в спор и для начала уже выкрикнул, как боевой клич, свое любимое: «Мину-у-уточку!» Но я не дал.
— Стоп, Клюня, — сказал я. — Надевай глушитель и — за работу. Хватит базарить.
— Ладно, — недовольно пробубнил Пашка, ни к кому не обращаясь, — после увидим.
Он взял лопату, прикинул, откуда сподручней начинать, и принялся копать. Работал он в тот день не разгибаясь. А про меня с Детенышем и говорить нечего: мы до вечера так умотались, что хоть на носилках выноси.
На другой день, когда мы снова пришли чуть свет, я просто ахнул: ничего себе! За один день срубили половину кургана! Сколько веков он желтел тут в пустой и ровной степи, и вот пришли мы, и его, Желтого курганчика, почти не стало.
— Ну, ребята, если у нас так и дальше пойдет дело, то впрямь выйдет по-клюниному: может, не в пять дней, но уж в десять-то точно управимся.
Пашка лихо подмигнул Детенышу, сказал самодовольно:
— Вот так, друг маленьких существ, слушай и вникай: я всегда знаю, что говорю. А говорю я вот что: главное — темп!
Но на этот раз Пашка больше чесал языком, чем работал. Копнет раз-другой, воткнет лопату в землю, обопрется о черенок и пойдет молоть. — Слышь, ребята, вот мы бьемся тут, стараемся и ни о чем таком не думаем. Верно? А нам возьмут, да и отвалят по путевке в туристический лагерь. Куда-нибудь в Горный Алтай. Дескать, так, мол, и так, дорогие товарищи школьники, благодарим вас от имени науки. А? Или вдруг в Крым? В Артек? Здорово, а?
Пашка радостно хохотал, будто уже получил путевки и в туристический лагерь, и в Артек.
— Шуму будет на весь район. Пацаны от зависти уши друг дружке отжуют.
В конце концов даже Детеныш не выдержал, произнес устало разгибаясь:
— Брось, Клюня, ерунду плести. Лучше давай работай.
— Работай, топай, лопай, — весело выпалил Пашка. — Это мы умеем!
Он, старательно поплевав на ладони, принялся копать. Однако, бросив несколько лопат земли, снова поднял голову.
— А вдруг, — и глаза у него расширились, словно от страха. — А вдруг каждому по ордену? Ведь мы, может, такие сокровища выудим из этого могильника, что не каждому ученому археологу в мечтах привидится.
— Ты вперед по шее получишь, если будешь вот так волынить, — сказал я. — Кончай, Пашка. Честное слово, надоело.
Однако Пашка нетерпеливо отмахнулся.
— Погоди… — И выдохнул сипло: — А что, если… Ой, братья, что я придумал!
— Ну? — заинтересовался Детеныш.
— Не надо нам никаких путевок и орденов там всяких. Надо просто-напросто все, что добудем, разделить поровну, на троих.
— Это зачем? — не понял я.
— Здрасте! Продадим это древнее барахло, а на деньги купим все, что кому охота. Понял? Я, например, мотоцикл «Урал». С коляской. Буду летать по всему району!
Детеныш помотал головой, хмыкнул: «Ну и ну!» А я разозлился.
— Умолкни, а то схлопочешь. Как пить дать, схлопочешь, кулачина ты продажная.
Пашка удивленно уставился на меня.
— Ты что, одурел? Что я такого сделал?
— Дурак или прикидываешься? Ты соображаешь, что говоришь? Ты предлагаешь ограбить могильник. Как самый последний ворюга. Как те подонки, что очистили первый курган. Кто есть ты после этого, а?