Лысый Вова гулко захохотал, будто покатил пустую железную бочку по колдобинам.
— Уложил, стервец! Как есть наповал!
Симочка сокрушенно качнул головой.
— Ай, ай, мальчик, какой ты жестокий. Так и убить можно дядю.
Василек растерянно дернул плечами и отступил на шаг: что он сказал такого смешного и глупого?
— Ну, а ты чего молчишь? — обратился Симочка ко мне. — Или нихт форштеен?
Что такое «нихт форштеен» я знал, а что ответить про горючее, чтобы не рассмешить Вову и окончательно не добить его, не знал.
В это время я увидел Игоря и Рагозина: они вышли из Дома культуры и направились к нам. Заметив меня, Игорь на какое-то мгновение остановился, но тут же решительно двинулся снова.
— Ты что — глухой? — спросил меня Симочка. И больше не дожидаясь ответа, обратился к Игорю и Рагозину: — Может быть, вы знаете, где тут можно по-быстрому заправиться горючкой?
Толян недоуменно дернул плечами, зато Игорь понимающе усмехнулся:
— Чего ж не знать… Тут недалеко. На следующей улице. Магазинчик с зелеными ставнями. Симочка облегченно вздохнул:
— Слава аллаху! А то мы с Вовой уже было испугались: может, думаем, в такой глуши люди ничего не пьют, кроме воды. А вода, замечу в скобках, тут совсем нам не по вкусу. Так, значит, как пройти? По этой улочке?
— Я проведу. Нам по пути.
— Ты мне нравишься, парень. Очень душевный. И, вижу, порядочный. У нас с Вовой есть небольшое, но очень деликатное дело… Я чувствую, ты нам поможешь.
Какое деликатное дело было у вихлястого Симочки и лысого Вовы, мне в этот раз узнать не довелось: у конторы колхоза, взвизгнув тормозами, вкопанно остановился пропыленный обшарпанный газик, и все разом обернулись. Я тоже глянул туда: из газика торопливо выпрыгнул невысокий, но широченный в плечах мужчина в белом костюме.
Симочка, будто над его головой просвистел камень, мгновенно втянул шею в воротник пиджака, просипел сдавленно:
— Черт побери — Жора. Рвем когти…
Я больше не видел ни Симочку с Вовой, ни Игоря с Рагозиным. Я бросился к конторе, потому что узнал его! Это был тот самый человек, что вместе с длинным, археологом, приезжал в грозу на Желтый курган.
Я бежал, а сам лихорадочно думал: что скажу ему и станет ли он слушать меня. Но я не поспел: мужчина перед самым моим носом скрылся за дверью. Я присел на ступеньке, решил — хоть до вечера буду сидеть, а дождусь. Однако ждать пришлось всего ничего — минут пятнадцать. Дверь распахнулась, и вылетел он, торопливый, быстрый, какой-то шумный. Пока я раздумывал, он уже сбежал с крыльца и огибал машину, чтобы сесть за руль. Я бросился за ним.
— Дядя! Погодите!
Он, видимо, не понял, что это его окликают, отворил дверцу у машины.
— Дядя, — заорал я снова.
Он обернулся.
— Ты что, меня? Чего тебе?
— Дядя…
Он перебил:
— Меня зовут Георгий Демьянович. «Дядя, дядя»… Ну?
— Георгий Демьянович, мне бы адрес узнать длинного, то есть не длинного, а археолога, ну того, с которым вы приезжали на Желтый курган…
Георгий Демьянович крепко потер пальцами лоб.
— Погоди, погоди… Ничего не понимаю: какой длинный, какой археолог, какой Желтый курган?
Я долго жевал мочало, раза четыре произнес свое «это самое…», пока наконец Георгий Демьянович не понял меня, не сообразил, что мне надо. А сообразив, виновато развел руками:
— Ясно, милый. Ясно, но прости: ничем помочь тебе не смогу. Я даже фамилию археолога не помню. Одно знаю, работает он в педагогическом институте, а зовут его, если мне не изменяет память, Антоном Юльевичем. Вот и все. Так что прости еще раз и до свидания. Мне, брат, очень некогда.
Георгий Демьянович хлопнул дверцей, и машина, будто бешеная, рванулась вдоль нашей «главной» улицы, вздымая огромное белесое облако.
Когда пыль осела, я увидел пустую безлюдную улицу. Так же пусто было у меня в душе.
В который уже раз передо мною возникает этот, кажется, неразрешимый вопрос: что делать дальше? И вдруг я подумал: а что если взять и написать письмо этому археологу. Авось и поможет чем. Адрес? Да просто: педагогический институт, Антону Юльевичу. Точь-в-точь как «на деревню дедушке Константину Макаровичу». Ладно, ничего, дойдет. В городе один педагогический институт, а в институте наверняка нет двух Антонов Юльевичей.
Совсем отвык писать. Почерк — будто палкой по песку. До самого обеда потел, однако написал. Может быть, не так уж складно, но зато выложил все, что заботило. Я рассказал, как раскапывал Желтый курганчик, о том, сколько уже повыбросил земли: ямища — по самые плечи, но что на этом дело у меня застопорилось. Не потому, что я из сил выбился, чепуха! А потому, что не успею докопать — очень уж быстро работают строители, канал вот-вот подойдет к курганчику.