Я выдернул руку из мокрой Симочкиной ладони и молча взбежал на крыльцо.
Микрофоныч был на месте, но вокруг вертелись несколько девчонок и все пытались куда-то утащить его, шумели и спорили. Я решил переждать, авось они утихомирятся и оставят Микрофоныча в покое. Пока пошел на улицу. Едва переступил порог — Эвка.
Я знал, что ее бригада еще позавчера закончила прополку (Буланка сказала), но встреча все равно оказалась для меня неожиданной.
Удивительно: когда я вижу Эвку после хоть небольшого перерыва, она всегда кажется мне чуть-чуть иной, чем была прежде, и всегда красивей. В этот раз показалось, что она загорела пуще прежнего и похудела. От этого ее глаза стали словно бы больше и темнее. Еще я заметил, что она почти не улыбается и смотрит серьезно.
Увидела меня, кивнула приветливо и тут же спросила с тревогой:
— У тебя что-то случилось?
Я не ответил, только рукой махнул.
— С мамой хуже?
— Да нет… Дело такое… С Микрофонычем надо поговорить. Насчет Желтого кургана.
— И все?
— Все.
— Ну так и поговори. Смотри, сложность какая.
— Вот и сложность. Около него девчонок куча, чуть на части не рвут.
Эвка качнула головой.
— Бедняжка беспомощный… Идем. Помогу. И точно, в одну минуту она их утащила куда-то, а я подступился к Микрофонычу:
— Семен Митрофанович, мне бы поговорить…
Он вскинул на меня глаза.
— Опять о древнерусском тексте?
— Нет, тут другое… Важное…
— Вон даже как!.. — И еще раз глянул на меня, теперь уже с любопытством. — Ну, коли важное — поговорим. Пойдем туда. — Он указал на скамейку, что стояла у окна.
Я принялся рассказывать про Желтый курган все, от начала и до конца. Только, понятно, умолчал о заподлянках, что устроили мне ребята.
Я говорил, а сам с тревогой ждал, вот-вот Микрофоныч расхохочется и скажет что-то вроде того: «Ну, братец, и здоров же ты на выдумки».
Однако он слушал меня молча и серьезно. Потом вдруг встал, потом сел, снова встал и больше уже не садился: заходил взад-вперед.
— Почему же ты раньше молчал?
— Да вот, это самое… — ответил я, потому что сказать было нечего.
— Вот именно, — усмехнулся Микрофоныч. — Эх, Брыскин, вечно у тебя позднее зажигание срабатывает… Сколько времени упущено!
— Много, — подтвердил я уныло. — Да тут еще ответа на письмо ждал… Почти две недели.
— Какого ответа? От кого?
— Ну, от этого, от археолога. От Антона Юльевича. Сосницкого.
Микрофоныч так и подался ко мне.
— Сосницкого?!
— От него.
— Ну, брат! — сказал Микрофоныч, глядя на меня так удивленно, словно впервые видел. — Письмо-то при тебе?
Я отдал ему листок. Микрофоныч долго и внимательно изучал его, будто пытаясь за теми несколькими строчками найти что-то такое, что помогло бы нам получить ответы на все наши вопросы.
Он был взволнован и расстроен. Свернул медленно листок, отдал мне.
— Антон Юльевич — мой бывший преподаватель и заведующий кафедрой истории. Ученый, археолог, необыкновенный энтузиаст. Он и нас, студентов, увлек археологией… Ах как жаль, что я ничего не знал, что не довелось повидать Антона Юльевича.
Микрофоныч слегка пристукнул ладонью по подоконнику, произнес огорченно:
— Вот ведь незадача. — Глянул на меня, и вдруг подмигнул озорно: — Но мы все-таки что-нибудь придумаем! Верно? Я мотнул головой:
— Верно, Микро…
И запнулся. Но Семен Митрофанович будто не заметил моей оплошки.
— К вечерку… Нет, уж лучше завтра утречком заходи ко мне. Этак часов в восемь, а? Не рано?
— Нет, в самый раз, — весело и облегченно ответил я.
Глава девятнадцатая Дядя Максим
Так легко и свободно я себя уже давно не чувствовал. Поискал Эвку, но ее и след простыл: ни в музее, ни во дворе.
Вышел на улицу. Увидел Детеныша и Пашку Клюню. Они торопливо пересекали площадь. Куда это вдруг так спешит Детеныш, да еще с Пашкой? Я направился к ним.
Пашка, видать, крепко струсил, решил, должно быть, что я собрался рассчитаться с ним за его проделки. Пока я подходил, он не спускал с меня глаз, готовый в любой момент дать тягу. Но я даже не стал на него смотреть — настолько он стал мне неприятен. Я обратился к Детенышу:
— Куда бежишь?
Юрка ответил хмуро и коротко:
— В сельсовет.
Только сейчас я заметил, что он чем-то очень расстроен.
Оказалось, что в списках погибших фронтовиков нет фамилии Юркиного дяди Максима. Эти списки Аркадий Львович вывесил для того, чтобы сельчане могли проверить, не перепутано ли там что. Списки требовал скульптор для отливки мемориальных плит памятника.