Я кивнул.
Бульдозер сразу же взревел, дернулся и стал осторожно пятиться вниз. Вадим, поглядывая назад, выкрикивал:
— Братья-сестры есть? Видал — нету! А у меня два братана да сестренка. Из-за них десятилетку не закончил, в эспетэушку пошел. Чтобы профессию получить. Маме помогать…
— В какую эспетэушку? — не понял я. Вадим укоризненно глянул на меня, но тут же снова обернулся назад.
— СПТУ. Сельское профессионально-техническое училище. Или не слыхал о таких?
— Слыхал.
— А спрашиваешь!.. Училище мелиорации закончил. Бульдозер перестал пятиться и вдруг рванул вперед, начав глухо рычать и подрагивать: видимо, захватил толстый слой земли.
— А что это — мелиорация?
— Ну, даешь, подлетыш!.. Мелиорация — такая отрасль сельского хозяйства… Ну, как тебе объяснить? Словом, задача ее — напоить землю водой. Или поубавить, где ее через край. Понял?
Я отрицательно помотал головой.
— Ну как же!.. — огорчился Вадим. — Вот наш канал для чего? Чтоб привести в нашу степь воду, чтобы полить ее, напоить досыта. Это и есть мелиорация. Всякие водохранилища, оросительные системы — тоже мелиорация. А для чего? Чтобы вся степь живой стала, колосилась хлебами, пахла цветами… Теперь понял?
— Понял.
— Ну и молодец.
Вадим улыбнулся и на какое-то время задумался, потом обернулся, спросил вдруг:
— Вишен хочешь?
Я удивился и чуточку растерялся.
— Хочу. А что, есть?
— Будут. — Вадим широко провел рукой, указывая на степь. — Тут будут. Вокруг, через шесть-семь лет. И яблони, и груши, и сливы… До отвала с тобой наедимся, а?
Я рассмеялся.
— Ха, да через семь лет моего духа здесь не будет, не то что…
— Убежишь?
— Укачу.
— Куда же это?
Я беспечно махнул рукой.
— А хоть куда! Надоела мне жарища да пыль. Ни речки, ни леса. Пусть живут здесь те, кому все это нравится. Вадим бросил на меня искоса быстрый взгляд.
— Вон ты какой…
— Какой? — вздернулся я, почувствовав в его тоне что-то обидное.
Вадим сосредоточенно двигал рычагами, разворачивая бульдозер, выровнял его, произнес, кивнув влево:
— Видишь вон те круглые кустики?
— Перекати-поле, что ли?
— Их. Тоже вот сидят на родной земле, растут, цветут, а сами поджидают случая, чтобы сорваться с корня и катить неизвестно куда. Гонит их ветер иной раз за сотни километров, пока они не застрянут где-нибудь, да так и останутся там, пока не сгниют…
— Я не перекати-поле.
— Понятное дело… Но мысли-то какие: «укачу», «надоело», «пусть другие тут живут»… Чуешь, а?
Я не ответил. Ну и разговор получился! Хоть открывай дверцу и выпрыгивай из кабины.
Вадим, не дождавшись ответа, тоже примолк, переключив все внимание на работу. Машина слушалась его, как живая: она то резво разворачивалась, то отступала, то, опустив нож, устремлялась вперед, гоня перед собой огромный земляной вал. Я засмотрелся на Вадима — так спокойно, ловко и красиво работал он. Даже обида прошла.
Вадим повернул ко мне свое загорелое, слегка припорошенное пылью лицо:
— Ну что, отошел маленько? Я не сдержался, засмеялся:
— Отошел!
Вот ведь какой — все замечает, все понимает!
— А я, брат, отсюда — никуда! — произнес он раздумчиво. — Столько работы! Говорят, собираются еще один канал строить, там, севернее, где-то у Бурлы.
И подмигнул мне дружелюбно, совсем по-свойски, будто мы были с ним давно знакомы.
— Вот так-то, подлетыш, дорогой мой Костя Брыскин. Сбежать — штука нехитрая.
В это время мы увидели на высоком ворохе земли Алексея Степановича. Он махал рукой.
— Все, — сказал Вадим, останавливая бульдозер. — Вас созывают. — Хлопнул меня по плечу. — Давай газуй, а будет время — приходи в гости. На вахту. Мы теперь с вами как-никак соседи.
Я кивнул.
— И ты приходи к нам. Ко мне. Некоторые ваши уже давно бывают в Ключах.
— Кто такие?
— Фамилий не знаю. Одного зовут Вова, другого Симочка. Скреперисты-бульдозеристы.
Вадим засмеялся:
— Ну, звонари… Вон один скреперист работает, — ткнул он пальцем куда-то назад.
Я выглянул: там медленно взад-вперед ползал неуклюжий каток, утрамбовывая дорогу.
— Это — Симочка. А Вова укладывает полиэтиленовую пленку… Часто бывают?
— Да будто бы нет. Видел два раза. Симочку. Недавно. С какой-то сумкой. Тяжелой.
Вадим вдруг насторожился.
— С тяжелой? Как узнал?
— Да разве не видно? Нес, едва по земле не волок. А что?
Тут раздались нетерпеливые автомобильные гудки. Я заторопился:
— Побежал… До свидания, Вадим.
— Так приходи.