Строители приехали на своем голубом потрепанном автобусе. Я искал глазами Вадима. Но его не было. Зато Вова и Симочка были тут как тут, соскочили на землю первыми. Они о чем-то тихо перемолвились и быстро пошагали, но не к столовой, а к вагончику, где их поджидал Рагозин.
Симочка случайно обернулся и увидел меня, ахнул, будто от великой радости.
— Кого вижу! Привет, привет, мой юный друг. Не нас ли с Вовой пришел поприветствовать в торжественный момент нашего явления к обеду? Нет?!
Симочка широко развел руками — так огорчил его мой ответ. Строители тем временем не спеша умывались, рассаживались за длинным столом под тентом. Где же Вадим? Тут я услышал треск мотора и оглянулся: к вахте стремительно мчался мотоцикл с коляской. Поравнявшись со мной, он остановился. Мотоциклист сдвинул на шлем очки и на меня глянули знакомые карие приветливые глаза.
— Вадим! — бросился я к нему. — Это чей такой?
— Как чей? Мой.
— Ух, ты!.. Хорошая машинка.
— Хочешь, научу ездить?
— Еще бы!
— Приходи по выходным, всю степь обкатаем. А сейчас зачем прибежал? Лучше бы к вечеру, после работы. Сегодня бы и начали.
Слова Вадима вернули меня к моим заботам.
— По делу я…
— Выкладывай.
— Такая тут штука… Кто вон в том вагончике живет? Нет, нет, во втором справа?
— Наши мастера, прораб… А в чем дело?
— Я вчера видел там фотографию. На стенке она висит… Мне бы узнать: чья она. Очень надо…
Вадим улыбнулся.
— Задачка нетрудная. Вон они все обитатели вагончика. А фотография принадлежит мастеру Бачурину.
Я заторопился глазами вдоль стола.
— Это которому?
— Крайний, с усами. Да ты его знаешь. Он вчера вас встречал на нашем участке — Алексей Степанович.
— Да ну?! Так я побегу.
Однако Вадим остановил меня.
— Погоди, дай поесть человеку. Кстати, и нам не мешает пообедать. Как смотришь?
Я слегка струсил.
— Еще вдруг кто попрет, скажет: «Этот-то чего сюда прилез?..»
Вадим захохотал.
— Ну чудак! За кого ты нас принимаешь? Строители — народ гостеприимный.
Мы откатили мотоцикл в сторонку, умылись и сели почти рядом с Алексеем Степановичем. Никто меня не прогонял, никто даже косо не глянул в мою сторону, наоборот, все угощали наперебой.
Нам подали уже компот, когда заявились Симочка и Вова. У Вовы лицо было багровым, глаза покраснели, а под ними набрякли мешки. Симочкины же щеки повяли и пожелтели, словно осенние листья, на губах застыла длинная неживая улыбка. Они сели с краешку, тихие, стараясь не привлекать к себе внимания, и принялись торопливо хлебать борщ.
Кто-то засмеялся:
— Уже нагорючились!
— Наш авангард!
Вова не поднял головы от стола, будто и не слышал, Симочка же откликнулся:
— Господа, прошу не отвлекать рабочий класс от основной жизненной операции — приема пищи, ибо, как говорил некий известный ученый…
— Ладно, цыц, рабочий класс, — грубо прервал Симочку пожилой строитель, что сидел против меня. — Кажется, скоро придет конец нашему терпению…
Симочка до самого конца обеда больше не произнес ни слова.
Строители вставали из-за стола, расходились, кто к своим вагончикам, кто просто покурить…
Поднялся и Бачурин, глянул на часы, куда-то было заторопился, Вадим остановил его:
— Алексей Степанович, минуточку! Тут к вам гость.
— Что за гость? Где?
Вадим приобнял меня за плечи.
— А вот, Костя Брыскин. Из соседнего села. Из Ключей.
Я смущенно поздоровался. Бачурин кивнул и с любопытством оглядел меня.
— Я слушаю.
Под его внимательным взглядом я еще больше засмущался.
— Вчера, это самое, мы были у вас в гостях и я увидел фотокарточку… Над вашей койкой… Вот и решил, это самое, может, думаю, узнаю что про Юркиного дядю.
Бачурин и Вадим засмеялись. Вадим сказал:
— Да, подлетыш, сразу видно, что из тебя не получится оратор.
А Бачурин добавил:
— Ты, парень, не волнуйся. И не торопись. Никто не гонит. Немного успокоился и рассказал про Детеныша, про его дядю Максима, имя которого почему-то пока решили не ставить в списки для памятника, дескать, он не погиб, а пропал без вести. А это, мол, еще не известно, что такое…
Бачурин вежливо, но твердо остановил меня:
— Не пойму: я-то тут при чем?
— Вот те на! — выкрикнул я ошалело. — Ну как же, у вас же фотокарточка висит! Точь-в-точь, как дома у Юрки Снопкова. Три солдата и все улыбаются. А тот, что посередине в пилотке и с медалью, и есть Юркин дядя Максим.
Я никогда не думал, что люди могут так мгновенно и сильно бледнеть. Не успел я договорить, как Бачурин стал белее белого, его светлые усы показались даже темными.